– Если уж отец его не хочет, то, может, он разрешит нам его усыновить? – думала добрая Крыся. – Мы поможем ему.
Но Анджей хорошо знал арабов.
– Любимая, не обманывай себя. Он скорее предпочтет, чтобы мальчик умер, чем воспитывался в немусульманском доме. Особенно такой фанатик, как мутавва! – разрушил он ее мечты.
– Может, все же поговорить с ним? Я глупо себя чувствую: мы без согласия семьи забираем ребенка к себе. Так не должно быть!
Женщина была слишком честной и прямодушной.
– Сразу тебе говорю, он откажет. А у нас из-за этого могут быть проблемы. Не нужно ставить никого в известность. Если хочешь быть такой уж правильной, приходи проведывать ребенка в клинику.
– Анджей… уладь это…
Крыся смотрела на мужа умоляюще, а тот мучился вместе с ней, особенно когда слышал ночью ее безутешный плач. Женщина одарила Карима всей нерастраченной материнской любовью.
Фейсал все меньше интересовался сыном. Он регулярно оплачивал огромные счета за заботу и лечение, довольный, что избавился от проблемы, и появлялся в больнице изредка, никогда на выходных. Он проводил это время со своей деспотичной женой-саудовкой и двумя дочерьми – отправлялся за город, в пустыню, к озерам, там устраивал пикники на песке, как типичный кочевник-бедуин.
Как-то раз, когда в больнице изменили номер банковского счета, а Фейсал не получил письмо с этой информацией и выслал деньги не на тот счет, ему пришлось лично потрудиться пойти и поговорить с руководством. Главный администратор клиники хотел его видеть в пятницу после молитвы и узнать, что высокочтимый господин намерен делать с красивым, воспитанным и поправившим здоровье парнем. Сам менеджер хотел пристроить Карима. У них с его любимой женой не было детей, а на другой, помоложе, у него не было желания жениться.
Гордый Фейсал, услышав такое предложение, возмутился. Он, совершенно обезумев, метался по кабинету из угла в угол.
– Что?! Вы хотите отнять у меня ребенка?!
– Ну почему же… – Мужчина съежился, услышав такое страшное обвинение.
– Я брошу вас в тюрьму! – угрожал чиновник. – Тотчас же организую тут проверку нравственно-религиозной полиции. Я вижу, что в больнице работают иностранные доктора вместе с врачами-женщинами, и даже подчас саудовками!
– У нас есть высшее согласие на это… Высокочтимый господин, который нами правит… – защищался либеральный саудовец, получивший образование в Америке и там же начавший свою карьеру.
– Не рассказывайте мне тут о короле и не прикрывайтесь какими-то необдуманными постановлениями!
Ортодокс был весь в пене и размахивал руками, как будто хотел ударить ни в чем не повинного человека. Он угрожал, ударяя себя по ноге своей плеткой:
– В этом медицинском учреждении не соблюдается разделение полов, а врачи-иностранки и медсестры не закрывают лица, а иногда – о ужас! – даже волосы! Я вам еще покажу, где раки зимуют! Я закрою эту клинику! Это дом разврата! – орал он как сумасшедший.
Когда немного остыл и сообразил, что переборщил, он подобрал свою длинную белую тобу[30] и помчался в комнату сына. Он решил взять его к себе, но только из-за того, что мальчик принадлежит ему и является его собственностью. Нежеланной и ненужной, но его. Никто его у него не заберет и не будет усыновлять! Как это бывало обычно на выходных, Карима не было в больничной приемной. Все знали, где малыш проводил каждую свободную минуту. Запуганный старый сторож показал Фейсалу дорогу к дому поляков. Саудовец уже издали услышал беззаботный смех ребенка и радостные крики взрослых, и кровь взыграла в нем.
– Тетя Крыся, посмотри, как я еду, посмотри!
Карим делал первые круги на маленьком трехколесном велосипедике, а супруги-поляки аплодировали ему.
– Давай, сыночек, езжай ко мне!
Кристина протягивала руки к улыбающемуся красивому малышу.
Фейсал прошел по боковой тропинке сзади дома, и его глазам предстала пастораль. Его Карим, с конструкцией, опоясывающей его больную ногу, старался крутить педали, а обрадованные супруги подбадривали его, наблюдая за его успехами с нескрываемым удивлением и любовью.
Как буря ворвался к ним саудовец. Он схватил перепуганного ребенка под мышку, а преградившую ему дорогу женщину наотмашь ударил по лицу.
– Депортация! – орал он во все горло. – Депортация в течение двадцати четырех часов! Без возможности вернуться! Молчать!
Он угрожал Анджею, который сделал в его направлении два шага.
– Одно только «но», и вы окажетесь в тюрьме за похищение ребенка. В лучшем случае вас ждет многолетний срок, но я вам обеспечу смертную казнь!
30
Вид длинной, до пят, мужской рубашки с традиционным воротничком или стойкой и манжетами, застегивается на пуговицы только до пояса (