Он идет в крыло администрации. Прежде всего он должен встретиться с директором, о котором ничего не знает и которого еще не видел. По фамилии он понял, что тот, разумеется, чистокровный саудовец. «Чужие такое положение не занимают, – он хорошо знает местные обычаи. – Пусть парень будет полнейшим дебилом в округе, но, по мнению надменных жителей этой песчаной страны, он имеет священное право руководить самым большим медицинским учреждением», – думает он с горечью.
– Карим аль-Наджди, – представляется он худощавому мужчине в тобе. Тот был немного старше азиата.
Директор подает ему холеную, но крепкую ладонь.
– Очень приятно. Мустафа аль-Бахри. Садитесь.
Он указывает на удобный кожаный диван.
– Выпьете чего-нибудь? Кофе, чай, воды или, может… виски? – шутит он.
Карим поднимает брови и бросает на него удивленный взгляд, в ответ шеф заразительно смеется.
– Ловко я вас поддел, – говорит довольный собой шутник, но Карим, кроме чертиков, видит в его глазах зрелость и интеллигентность. – Когда я узнал, что вы хотите у нас работать, то был немного удивлен, но одновременно очень рад.
– Мне приятно это слышать.
– Подождите, я поясню почему. Во-первых, меня удивило, что вам захотелось сюда вернуться. После пребывания в Азии, с ее свободными нравами, это немного шокирует, правда?
Карим согласно кивает.
– Кроме того, это честь для нашего учреждения – человек с таким глубокими саудовскими корнями. Аль– Наджди – это род, восходящий к самому пророку, а ваш отец принес вам известность уже сегодня…
Он понижает голос и весело смотрит на Карима, но тот не знает, что на это ответить. «Слава переросла моего папочку и опережает его, даже когда он уже на пенсии. Но почему это должно меня касаться?»
– Да? – бормочет он. – Поэтому…
– Говорю это в шутку, не думайте, что я сноб и буду оценивать человека по делам его предков.
Директор подходит к шкафчику, закрытому на ключ, и открывает его. Слышно, как он набирает код, звякает стеклом. Потом он поворачивается к Кариму с бутылкой «Джек Дениэлс» в руке.
– Это в знак моего уважения к вам. Сегодня мы уже не будем оперировать, да? – бросает он лукаво.
Доктор, только что получивший работу, поднимает на этот раз только одну бровь, потом хихикает в кулак. «Ну, пожалуй, с ним мне будет хорошо работать», – вздыхает он с облегчением, обрадованный «нормальностью» саудовца, и наконец подает голос:
– Рад, что вы не обобщаете.
– Я двенадцать лет учился и специализировался в Лос-Анджелесе. Привык к несколько другому стилю жизни, чем тот, который здесь царит. Но мы справимся, да? Может, скоро уже будет чем заняться. На брудершафт?
– Меня зовут Карим.
Они чокаются.
– Мустафа. Возвращаясь… к твоему приему на работу, скажу: у меня есть иностранный специалист (таких теперь все труднее заполучить) с нашими корнями, с хорошей саудовской фамилией, но получивший образование в европейской стране и с опытом работы за рубежом. Надеюсь, что у тебя западная ментальность, но мусульманское сознание. Поэтому ты не будешь делать глупостей, как доктора из Европы или Америки, не будешь стараться изменить царящие в Саудовской Аравии испокон веков традиции и будешь их ловко обходить, чтобы никого не ранить. По-прежнему у нас чертовские проблемы с людьми старой формации и с еще более косными убеждениями, которые попадают в наше учреждение или как пациенты, или как религиозные надзиратели.
– Ой, мне это хорошо знакомо! Не раз я или мои коллеги из-за глупых требований религиозных фанатиков теряли пациента, но чаще пациентку, – грустно кивает головой Карим.
– Моя жена тоже медик, но мы не работаем в одной клинике, так как это не очень приветствуется. Тут же начались бы разговоры о кумовстве, смотрели бы на нас через увеличительное стекло.
Мустафа говорит о личных делах вполне свободно, хотя ни один саудовец в разговоре с чужим мужчиной даже не упомянул бы о жене – это запрещенная тема.