— Откуда ты выкопал этого недотепу? Как его фамилия?
Председатель, расстроенный почти до обморока, ответил:
— Он ничего мне казался, очень даже бойкий. А фамилия его — Колобок. Нет, извините, Бублик.
— И фамилия у него недотепистая! — сказал управляющий и засопел. — Ничего вам поручить нельзя!
Председатель тоже засопел, придумывая неудачнику изощренные виды мести.
Заседание продолжалось дальше чинно и уже без всяких потрясений.
Это случилось в те времена, когда архитекторы открыли совмещенный санузел.
Сестра вывела незадачливого оратора через черный ход и отпустила на волю, вполне спокойная за его здоровье. Бублик постоял некоторое время, прислонясь лбом к холодному стволу березы, и прямиком подался в кафе под названием «Алые паруса», где буфетчицей работала знакомая Лизочка, мрачно напился там портвейна за номером тринадцать — крепче в заведении ничего не наливали, так как девятым валом поднималась очередная кампания по борьбе с алкоголем — и походкой матроса, только что совершившего кругосветное плавание, подался к маме жаловаться на горемычную свою долю. Он любил плакаться именно маме, потому что она его понимала, жалела и никогда не признавала виноватым.
Конфуз тот перед очень представительной аудиторией имел для Акима Бублика роковые, надо отметить, последствия: с тех пор он, малый в общем-то пробивной и бойкий, становился до крайности застенчивым, когда попадал в общество интеллектуалов. Он терялся настолько, что производил впечатление человека весьма слабых умственных способностей. Шок, перенесенный в молодости, заказал нашему герою дорогу вверх по служебной лестнице. Головокружительной карьеры он, пожалуй, и не сделал бы, но в так называемое среднее звено руководителей мог пробиться наверняка, тут и гадать нечего. Что поделаешь: слабость есть слабость.