— Никаких лошадей, — нетерпеливо ответил султан. — Никаких восточных традиций. Зачем они нам?
Халил хмыкнул.
— Потому что предстоящая свадьба — восточный нонсенс, и мы оба это знаем.
— Есть намного более надежный способ доставить женщину в сохранности.
— Какой?
Султан положил руку на плечо сына.
— Ты принц, шейх и защитник своего народа.
Халилу совсем не понравилось такое начало.
— Отец…
— Ты должен доставить женщину ее жениху.
Халил отпрянул назад.
— Нет.
— Твой самолет отвезет вас в Кашмир. Там вас встретит Бутрус.
— Ты слышал, что я сказал? Я не…
— Конечно, с вами будет охрана, — улыбнулся султан, явно наслаждаясь собственным планом. — Не то чтобы она тебе понадобится. Зато Бутрус будет впечатлен. Твое присутствие станет лучшим подтверждением того, что наша семья благословляет этот союз.
— Нет, даже ничего обсуждать не хочу, — зло ответил Халил. — В Нью-Йорке меня ждут важные переговоры.
— Нет ничего важнее, чем твоя страна. Чем долг перед отечеством.
— Долг? О чем ты говоришь? Доставить невесту уродливому жениху — в этом нет ничего общего с долгом перед отечеством. Продать девушку жирной свинье…
— Тебе оказана огромная часть. И никто никого не продавал.
Халил хмыкнул.
— Скажи это себе, отец, но не мне.
Лицо султана потемнело.
— Ты забываешься, — сказал он очень серьезно.
— Отец, — как можно более спокойно постарался ответить Халил, — Уверен, твои министры полагают, будто это отличный план…
— Это мой план.
— Хорошо, — кивнул Халил, хотя и не поверил ему. — Идея твоя. Но…
— Но, — перебил его отец — она противоречит твоим современным представлениям о жизни.
— Нет. Да. Черт возьми! Можно попытаться по-другому возобновить союз.
Султан сложил руки на груди.
— Назови хотя бы один способ.
Халил провел рукой по волосам, обдумывая варианты.
— Предложи Бутрусу деньги. И Омару. Заплати им за мир.
— Деньги не сравнятся с родственными узами.
— Тогда бриллианты или нефть. У нас неисчерпаемые запасы ресурсов…
— Ты меня слышишь или нет? Никакие богатства не заменят родственные узы. Брак состоится, и ты сопроводишь невесту.
Мужчины замолчали. Халил помнил о своих обязанностях перед страной, но десять лет в Америке полностью изменили его мировоззрение.
Советник султана Джал еще тогда предупреждал своего господина о возможности такой опасности. Но султан не послушал его и отправил сына учиться в США.
Теперь же Халил не знал, к какому миру он принадлежит. Но в одном он был уверен свято: нельзя силой заставлять женщину выходить замуж.
— Женщина знает, чего от нее ждут.
Халил взглянул на отца.
— Вот как? И что, она согласилась на брак? — он не мог поверить своим ушам.
— Да, — ответил султан. — Думаешь, для нее это в тягость, Халил? Уверяю тебя, это не так. Лейла, наоборот, безмерно рада. Но она достаточно умна, чтобы не показывать своих чувств. Только подумай, какие перспективы раскрываются передней. Богатство и власть Бутруса станут ее собственностью.
Вряд ли Бутрус согласится с этим, подумал про себя Халил. Он сделает из Лейлы не жену, а просто рабыню для сексуальных утех.
— Сам поговори с ней, если тебе станет от этого легче.
— Нет, — резко ответил Халил. — У меня нет никакого желания с ней разговаривать…
— Господин…
Халил обернулся. Две женщины, которых он видел вчера на пляже, и огромный мужчина появились на мраморной дорожке. Они опустились перед ним на колени в знак уважения, и показалась женщина, стоявшая за их спинами.
Лейла!
Она прекрасно выглядела в свете луны. Теперь, на ярком солнце, она выглядела и вовсе сногсшибательно.
Золотистые волосы, небесно-голубые глаза, обрамленные черными ресницами, чувственные губы и очень изящные черты лица. И сейчас она была одета в шелковое платье, которое подчеркивало все ее прелести.
— Покажи свое уважение султану и принцу, женщина!
Позади нее стоял Омар аль-Асад, отец Лейлы. Он ударил дочь по плечу, та охнула от неожиданности и упала на колени.
Халил сделал шаг вперед, но султан удержал его. — Я пригласил Омара во дворец, чтобы проинформировать его о нашем плане, Халил. Что касается этого… — он указал на женщину, — так это просто отец воспитывает свою дочь. Ничего страшного.
Омар кивнул.
— Она упрямая, но я научу ее уму-разуму. Да, девочка?
Лейла подняла голову, и ее глаза блеснули. Злостью? Насмешкой?