В центре зала стояла Зейнаб-калфа и, как всегда, недовольно покрикивала: «Быстро-быстро!»
Я наклонилась к Леркиному уху:
— Что это за деревянный кубок? Барабан?
— Да, томбак называется.
— Ты теперь эксперт по гаремным премудростям, — я слегка толкнула ее локтем в бок и улыбнулась.
— Да уж, — ответила мне подруга, — станешь тут экспертом, когда с утра до ночи какие-то занятия. Хуже, чем в школе. Там хоть перемены были.
Вместе с нами в комнате находились еще четыре девушки, отобранные хазнедар для вечера, — одна другой краше, в шелковых летящих шароварах, атласных топах с широкими шифоновыми рукавами, волосы длинные, глаза блестят, как у пьяных.
«Да уж, — подумала я, — конкуренция жесткая, прямо отбор на конкурс красоты».
— А эта здесь что забыла? — Зейнаб-калфа бросила на меня сердитый взгляд.
— Так Арзу-калфа приказала Зулейке помогать, — начала я оправдываться, виновато опустив голову.
— Ты ей танцевать будешь помогать, дурная твоя голова? Иди давай к своей госпоже, да не путайся под ногами! — ее тон был жесткий и категоричный.
«Ну все! — пронеслось в голове. — Плана „Б“ нет, это провал». И тут Лерка подмигнула мне и резко переменилась в лице.
— Серьги забыла! — воскликнула она таким тоном, словно только что опоздала на последний поезд. — Зейнаб-калфа, я мигом — туда и обратно!
— Какие еще серьги? — та вскинула брови. — А мы тебя все ждать, что ли, будем?
— Хазнедар не велит без украшений танцевать. Говорит, что без украшений женщина падишаха — все равно что обычная простолюдинка.
Лерка поджала губки и смотрела на Зейнаб-калфу, как кот на Шрека, — жалобно, наивно, — ни дать ни взять — актриса!
— Хорошо, иди, — сжалилась наша надзирательница.
Лерка подмигнула мне и побежала к двери. Уже в самом проходе как бы ненароком зацепила мыском деревянный плинтус и распласталась на каменном полу коридора, охая и ахая.
— Вот же растяпа! И чего только земля тебя не держит! — запричитала калфа и бросилась поднимать мою подругу.
Я решила не упускать своего шанса и побежала следом.
— Вот как ты теперь танцевать будешь? — сетовала грозная наставница, качая головой и ощупывая Леркину лодыжку.
— Вывихнула, похоже, — чуть не плача ответила подруга, бросая на меня игривые взгляды.
— Зейнаб-калфа, ее в лазарет надо! Сильный вывих! — начала я подыгрывать Лерке.
— А кто танцевать вместо нее будет? — подняла она на меня свой орлиный взгляд.
— Я могу! — выпалила я, сжавшись в комок от волнения.
— Куда тебе? Ты даже не умеешь!
— Еще как умею, я в школе балета занималась, — выдала я факт из своей биографии и тут же прикусила себя за язык.
— Чего ты окончила? — вытаращилась на меня Зейнаб-калфа, а Лерка закатила глаза и покрутила указательным пальцем у виска — мол, ну и идиотка ты, Лекси.
— Это у нас на Руси есть такое место, где девушек учат красиво танцевать, — начала несвязно лепетать моя подруга, пытаясь спасти положение.
— Да? Впервые такое слышу. Сколько русинок было — ни одна не умела.
— А его недавно открыли, в прошлом году, — добавила я, заливаясь краской со стыда.
У моего поезда под названием «Полнейшая чушь» отказали тормоза. Я несла такую ересь, что у самой уши сворачивались и в трубочку закатывались. Оставалось только верить, что эта мегера не семи пядей во лбу и не отправит меня за такое вранье на фалаку.
— Хм… — выдала Зейнаб-калфа, рассматривая меня сверху донизу, точно корову на рынке.
— Ладно. Позови Масуд-агу, чтобы помог мне ее в лазарет отнести, а потом иди к девушкам, репетируй.
Я кивнула и побежала в сторону кухни, где обычно околачивался этот хитрый проходимец-евнух, и уже краем уха услышала, как она причитает, пытаясь поднять Лерку с пола:
— Не сносить мне головы, убьет или Дэрья Хатун или хазнедар. Первая — за то, что ее служанку опять повелителю подкладываю, а вторая — что неопытную джарийе танцевать для падишаха отправила. О, горе мне, горе!
— Не бухти, старая стерва, — прошептала я, — мы еще посмотрим, кто кого.
На кухне кипела работа — главный повар Омар-ага, грозно сдвинув брови, прикрикивал на своих помощников, чтобы они поторапливались да соль добавлять в еду не забывали.
Трое поваров носились по комнате, словно их кто в зад ужалил — постоянно задевая корзины с провиантом и натыкаясь друг на друга.
В помещении было нестерпимо жарко от раскаленной печи, в которой поднимались и румянились нежнейшие лепешки. Я облизнулась, представляя, как тесто тает во рту, оставляя на языке едва уловимое солоноватое послевкусие.