Если сын Харуна ар-Рашида Амин был первым Аббасидом, погибшим насильственной смертью, и его гибель произвела на современников и потомков сильное впечатление, то не меньший след в арабо-мусульманском историческом сознании оставила смерть Мутаваккила — первого аббасидского халифа, погибшего в результате заговора тюркских гвардейцев. Видимо, уже Масуди понимал, что смерть Мутаваккила открыла новую эпоху в истории Халифата — ведь ободренные первой удачей тюркские гвардейцы приложили руку к большинству изменений на халифском престоле, которые происходили после смерти этого халифа вплоть до времени Масуди. Не случайно поэтому наш автор подчеркивает, что во время правления Мутаваккила положение в Халифате отличалось стабильностью, а все подданные жили в благоденствии и безопасности. Очевидно, что нашему автору и его современникам эпоха правления этого халифа представлялась неким «золотым веком», хотя на самом деле все обстояло гораздо сложнее.
Масуди сохранил яркий рассказ современника и придворного Мутаваккила знаменитого поэта Бухтури об обстоятельствах гибели халифа, который интересен не исторической достоверностью, на которой и сам наш автор не настаивает, а воспроизведением той психологической атмосферы неуверенности в будущем и всеобщего страха перед неизвестным, в которой жили люди, близкие к халифскому двору.
Вот что пишет Масуди. В ночь накануне убийства халифа у него собрались его собутыльники-надимы. Веселье было в самом разгаре, когда прибыл гонец из Йемена и привез меч старинной работы, который Мутаваккил велел купить за большие деньги — он был большим любителем редкого оружия. Мутаваккил очень обрадовался приобретению и тотчас же вручил меч тюркскому гвардейцу, повелев ему денно и нощно охранять покой халифа. Надо же было такому случиться, замечает поэт Бухтури, что в ту же ночь этот самый гвардеец, который тоже был участником заговора, зарубил своего господина тем самым мечом. Вслед за тем халиф и его приближенные повели разговор о гордыне царей старых времен. Мутаваккил, услышав такие речи, пал ниц, так что все его лицо покрылось пылью, и провозгласил громким голосом, что он раб Божий, что родился он из праха и в него же превратится и поэтому ему не пристало предаваться гордыне. Эти слова и поступки Мутаваккила Бухтури счел дурным предзнаменованием. Успокоившись, халиф вновь сел пить вино. Тут рабы красиво запели. Мутаваккил заплакал и сказал своему вазиру Фатху ибн Хакану, что никого не осталось из ценителей настоящего пения, кроме халифа и его вазира. Бухтури счел эти слова следующим дурным предзнаменованием. Через некоторое время в халифские покои вошел слуга одной из жен Мутаваккила, Кабихи, который принес для Повелителя верующих подарок — дорогой кафтан. Обрадованный халиф тотчас же захотел примерить одеяние, однако неловко повернулся и порвал его. Расстроившись, он велел слуге вернуть кафтан Кабихе и передать ей, чтобы она сохранила его и завернула бы в него Мутаваккила, когда он умрет. И эти слова Бухтури счел дурным предзнаменованием. Случилось так, что его опасения оправдались. Под утро, когда Мутаваккил изрядно опьянел, в его покои ворвались вооруженные тюркские гвардейцы во главе со своим предводителем Багиром. Испуганные придворные кинулись в разные стороны, а вазир Фатх ибн Хакан попытался загородить халифа, но гвардейцы хладнокровно убили обоих. Утром Мутаваккила похоронили, и Кабиха завернула его в саван, сделанный из того самого кафтана, который она отправила халифу в подарок.
Желая сделать образ Мутаваккила как можно более привлекательным для читателя, Масуди рассказывает трогательную историю о любви к халифу одной из его невольниц, которая была подарена ему в самом начале его правления. После гибели Мутаваккила Махбуба — так звали эту женщину — вместе со многими другими невольниками и невольницами досталась одному из организаторов заговора против покойного халифа, Буге аль-Кабиру. Однажды Буга устроил званый вечер, на котором Махбуба, обладавшая очень красивым голосом, должна была петь. Однако едва только ей подали лютню, как она запела о своей тоске по безвременно погибшему халифу. Разгневанный Буга велел заточить невольницу в тюрьму, где она, видимо, и погибла. Так Махбуба сохранила верность своему возлюбленному, несмотря на угрозу жестокой кары. Преданность и любовь Махбубы пережили столетия — ведь эта история известна не только из «Золотых копей» Масуди, но и из «1001 ночи», куда она попала из сочинения нашего автора.
История Мутаваккила свидетельствует о том, что дворец халифа с некоторых пор перестал быть для него безопасен. Между тем жители ближневосточных городов в эпоху Масуди считали, что жилище должно представлять собой крепость для хозяина (хотя они жили задолго до того, как англичане выразили свой идеал домашнего уюта во всемирно известной пословице). Большинство домов в Багдаде имело два этажа. Люди со средним достатком строили жилища из сырцового кирпича, а богатые — из камня. Чаще всего окна выходили во внутренний двор с садом, так что с улицы традиционный арабский дом действительно представлялся крепостью. Главной частью его была та, в которой проживал хозяин с родственниками-мужчинами. На другой половине дома жили жены наложницы, дочери и незамужние сестры хозяина. Имелись специальные покои для гостей и слуг. Тут же находились помещения для хранения съестных припасов, другие хозяйственные службы, а в некоторых домах даже и собственные бани.
Замкнутость традиционного арабо-мусульманского городского дома компенсировалась знаменитым арабским гостеприимством. Хождение в гости и прием гостей по разным поводам, а то и без повода были любимыми развлечениями багдадцев-мужчин всех сословий. В среде людей образованных, к которым, видимо, принадлежали и родители Масуди в гости ходили не только и не столько для того, чтобы отведать изысканных вин и яств, а для того, чтобы насладиться разговором с остроумными собеседниками. Умение вести беседу считалось одним из первейших достоинств. С точки зрения Масуди, говорить надо естественно, но в то же время логично. Не следует утомлять слушателя длинными стихотворными цитатами и скучными разглагольствованиями.
Верхом неприличия считалось являться в гости без приглашения. Однако благодаря обилию устраиваемых званых вечеров и встреч, а также наличию в Багдаде, да и в других городах, значительного числа людей, живших на случайные доходы, некоторые смекалистые бедняки кормились тем, что ходили в гости незваными. Таких людей называли туфайлами — «паразитами». Видимо, с течением времени эта «профессия» в какой-то степени стала полупризнанной формой нищенства. Бедняк, пришедший в гости незваным, играл роль шута, всячески развлекал гостей и за это получал долю хозяйского угощения.
Масуди приводит забавную новеллу о злоключениях одного из таких туфайлов. Однажды халифу Мамуну донесли, в южноиракском городе Басра живут десять еретиков — последователей манихейства, религиозного учения, возникшего в III в. н.э. в Иране и представляющего собой синтез христианства и древней иранской религии — зороастризма. Манихейство не принадлежало к числу разрешенных в Халифате религий, поэтому его последователей следовало либо заставить отречься от их воззрений, либо предать казни. По приказу халифа еретиков разыскали в Басре, арестовали и повели на корабль, чтобы отправить на допрос к халифу. Манихеев увидел некий туфайл и решил к ним присоединиться, решив, что эти почтенные старцы отправляются куда-то на званый пир. Вскоре еретики пришли на корабль. Тогда туфайл подумал, что пир устроят где-нибудь за городом под сенью деревьев, и чрезвычайно этому обрадовался. Но тут всех арестованных стражники заковали в кандалы, в том числе и непрошеного гостя. Когда туфайл наконец выяснил, в чем дело, он горько заплакал, а манихеи принялись над ним смеяться. Через некоторое время всех арестованных доставили в Багдад ввели к халифу. Мамун решил подвергнуть еретиков чрезвычайно простому испытанию: он велел поставить перед ними изображение их вероучителя Мани и приказал им по очереди плевать на него. Халиф обещал простить тем, кто выполнит этот приказ, а того, кто откажется, немедленно обезглавить. Манихеев стали одного за другим подводить к изображению Мани, но все они отказывались его осквернить. Наконец, когда все десятеро были обезглавлены прямо в зале, выяснилось, что привезли еще какого-то одного человека. Удивленный халиф спросил несчастного, кто он такой и почему не следует истинной вере. До смерти напуганный туфайл объяснил, кто он такой, почему он оказался среди еретиков, и заверил халифа в том, что является ревностным мусульманином. В доказательство он плюнул несколько раз на изображение Мани. Мамун в конце концов простил непрошеного гостя и, богато наградив, отпустил его восвояси. Как видит читатель, профессия туфайла не всегда была безопасной.