— эмиры (принцы) аббасидской династии;
— привратники во дворце халифа;
— хаджибы (камергеры) халифа, которых набирали из отпущенных на волю рабов отца халифа;
— прочая челядь — писцы дворцовой канцелярии, чтецы Корана, муэдзины (глашатаи, возвещающие с минаретов начало молитвы), астрологи (мунаджжимун), часовщики, рассказчики занимательных историй, шуты, курьеры, знаменосцы, трубачи и барабанщики, водоносы, ремесленники различных специальностей, конюхи, егеря, служители зверинца, лейбврачи, матросы придворных речных судов.
Хрестоматийно знаменитым элементом дворца восточного владыки является гарем. Конечно же, весьма многочисленный гарем имелся у первого из мусульманских владетелей — халифа. Вообще-то, согласно мусульманскому праву — шариату, благочестивый мусульманин имеет право на обладание только четырьмя законными женами. Коран гласит даже, что мужчина может осуществлять это право только в том случае, если будет одинаково справедлив ко всем четырем женам. Но в то же время, помимо четырех законных жен, мусульманин может, если позволяют средства, обладать неограниченным числом невольниц.
Противореча друг другу в деталях, арабо-мусульманские источники сходятся на том, что в гареме халифа содержалось несколько тысяч женщин. Заведовали делами гарема две статс-дамы — кахраманы, одна из которых назначалась лично халифом, а другая — его матерью. В гареме служили сотни евнухов. Среди наложниц халифа больше всего было греческих рабынь, которых захватывали во время постоянных войн с Византией, и рабынь тюркского происхождения. Вполне естественно, что сами Повелители верующих нередко оказывались отпрысками иноземных пленниц. Поэтому аббасидских халифов — современников Масуди с этнической точки зрения лишь весьма условно можно считать арабами. Родственники невольниц, которые имели счастье снискать особое благорасположение Повелителя верующих, также оказывались на гребне судьбы и нередко наводили ужас на всех придворных.
Во времена Масуди халифский дворец отличался изумительной роскошью. Многочисленные источники с восторгом пишут, например, о том, что в Дар ал-Хилафе имелись пруды из ртути и олова, искусно сделанные из драгоценных металлов деревья, на которых сидели и щебетали механические птицы. Так, в одной из зал был круглый пруд с прозрачной водой, посередине которого стояло дерево с восемнадцатью сучьями, отлитыми из золота и серебра. Искусственные листья разных цветов шевелились, имитируя порывы ветра, а серебряные и золотые птицы оглашали залу сладкоголосым пением. Таково было одно из чудес арабо-мусульманской механики десятого века.
В многочисленных дворцовых садах произрастали розы, нарциссы, анемоны, белые маки, фиалки, жасмин, гранат, мята, гвоздики, лилии, мирт, лотосы, другие цветы, наполнявшие воздух чудесным ароматом. Пруды были украшены лотосом. Халифы не жалели средств на покупку различных редких растений. Например, халиф Кахир (932—934) приказал разбить померанцевый сад. Деревья для сада привезли в Багдад из Басры и Омана, куда они в свое время попали из Индии.
К сожалению, до нашего времени от всего этого великолепия остались одни воспоминания. Халифский дворец был полностью разрушен в 1258 г., когда Багдад был взят и разграблен монголами. Однако еще при жизни Масуди Дар ал-Хилафе был нанесен значительный ущерб. В феврале 929 г. тюркские гвардейцы подняли мятеж против правившего тогда Муктадира в пользу его брата Кахира. Муктадиру удалось подавить это выступление, однако дворец сильно пострадал, находившиеся в нем сокровища были частично разграблены ворвавшейся туда толпой. Это ситуация повторилась в 934 г. во время свержения Кахира, который за два года до этого занял место умершего Муктадира. Со второй же половины X в., когда власть аббасидских халифов почти полностью сошла на нет, Дар ал-Хилафа стала подвергаться систематическим разграблениям в моменты смены халифов, которых в то время чаще всего свергали с престола.
Несмотря ни на какие потрясения незыблемым оставался этикет халифской резиденции. Политически слабеющие Аббасиды стремились хотя бы пышностью дворцового церемониала компенсировать свою реальную немощь.
Во время официальных приемов Повелитель верующих восседал на специальной обитой черным шелком подушке. Он надевал черный шелковый или шерстяной кафтан, а на голове у него красовалась черная шапка — русафия. Халиф был опоясан мечом, перешедшим к нему в наследство от основателя ислама Мухаммада. Слева от него лежал еще один меч в красных ножнах, а спереди — Коран, принадлежавший, по преданию, третьему праведному халифу Осману (644—656). В руках халиф должен был держать посох пророка Мухаммада. Позади стояли стражники. Перед халифом натягивали занавес, который поднимали, когда в приемную залу входили вельможи.
Черный цвет считался цветом династии Аббасидов, он был принят ими в знак траура по главе их рода имаму (предстоятелю, руководителю) Ибрахиму, убитому последним омейядским халифом Марваном ибн Мухаммадом. Мусульмане придавали очень большое значение наличию у халифа посоха, перстня и бурды-плаща пророка Мухаммада. Недаром Марван ибн Мухаммад, окруженный аббасидскими войсками недалеко от местечка Бусир в Верхнем Египте, видя свой близкий конец, зарыл эти знаки халифского достоинства в песок, чтобы они не достались правителям из новой династии. Регалии были найдены только благодаря содействию одного из слуг убитого Марвана.
Входя в залу, где восседал халиф, придворный должен был приветствовать его фразой: «Мир тебе, о Повелитель верующих! Милость Аллаха тебе и его благословение!» К халифу было принято обращаться на «ты», «ибо это самое ясное, убедительное и предпочтительное обращение». С 30-х гг. X в. вошел в употребление обычай целовать перед халифом землю, однако такое раболепие было первоначально чуждо свободолюбивому духу арабов-бедуинов и появилось, видимо, не без влияния иранского дворцового ритуала. В знак особого расположения халиф протягивал руку для поцелуя. Царедворец должен был являться в опрятной одежде, источая аромат дорогих благовоний. Под дорогие одеяния следовало надевать стеганую ватой джуббу (фуфайку), чтобы запах пота не доставлял халифу беспокойства. Перед приемом у Повелителя верующих надо было обязательно почистить зубы. Вельможи входили к халифу степенной походкой, разговаривали с ним тихим голосом, обращались к кому-либо другому только с его разрешения. Знатоки придворного церемониала считали первейшим достоинством царедворца внимать во время приема только халифу и смотреть только на него, несмотря ни на что.
То же самое советует и Масуди читателям своих сочинений. В подтверждение этому он приводит в «Золотых копях» следующий пример «хорошего тона» в обращении с халифами. Однажды некий знатный вельможа Йазид ибн Шаджара гулял в саду с первым омейядским халифом Муавией ибн Абу Суфианом (661—680). Муавия рассказывал Ибн Шаджаре о том, как его отцу Абу Суфиану удалось остановить сражение, которое разгорелось между арабами еще до ислама. Ибн Шаджара слушал халифа со всевозможным вниманием. Вдруг неизвестно каким образом Ибн Шаджаре в лоб угодил камень, который ударил его так сильно, что по лицу и бороде царедворца потекла кровь. Несмотря на это Ибн Шаджара даже не изменился в лице и дослушал историю Муавии до конца. Видя кровь на лице своего спутника, Муавия спросил, что с ним и почему он не жалуется на боль. Ибн Шаджара ответил, что рассказ халифа был столь занимателен, что он даже не заметил, что с ним творится что-то неладное. Тогда Муавия отпустил Ибн Шаджару, богато его наградив. Масуди считал, что монархов надо обязательно слушать очень внимательно, даже если знаешь то, что они говорят, ибо такое поведение является признаком благовоспитанности. По мнению нашего автора, сердце властителя завоевывают два качества — кротость во время его гнева и внимание к его речи. Поэтому, если кто-то желает добиться благорасположения халифа, ему следует благоговейно внимать.
Важную роль в дворцовом церемониале аббасидских халифов играл хаджиб, обязанностью которого было вводить к Повелителю верующих посетителей. Хаджиб должен был быть зрелого возраста — от тридцати до пятидесяти лет, приветливым в обхождении, опытным в делах. Идя на церемонию, хаджиб одевался в черный кафтан, повязывал черную чалму и опоясывался мечом.