В Багдаде и других крупных городах Халифата невольников использовали главным образом в качестве домашних слуг, нянек, поваров и домоправителей. Имелось также значительное количество рабов, владевших каким-либо ремеслом. Такой раб должен был выплачивать своему господину определенную сумму ежедневно в качестве оброка. По сообщению Масуди, таким невольником-портным был известный впоследствии, во время правления Харуна ар-Рашида музыкант и поэт Мискин ал-Мадани. Ежедневно он должен был платить своему хозяину два дирхама. Раб-ремесленник мог со временем выкупить себя у хозяина в рассрочку. Многие девицы также были рабынями. Обученные пению и музыке девушки стоили особенно дорого. Например, в начале X в. за одну такую невольницу давали в Багдаде 13 тыс. золотых монет — динаров. Рабство считалось в эпоху Масуди, да и много позже, вполне естественным явлением. Поэтому ни наш автор, ни другие арабо-мусульманские писатели ни единым словом не высказывают возмущения по этому поводу. Наоборот, арабо-мусульманские авторы гордятся «гуманным характером» рабства при исламе — ведь, согласно шариату, рабов запрещалось бить и считалось богоугодным делом давать рабам по мере возможности вольную. Однако надо ли говорить о том, что эти благочестивые установления далеко не всегда воплощались в реальной действительности.
Помимо торговцев, ремесленников, знати, лиц, связанных с отправлением мусульманского религиозного культа, и рабов, имелось много людей без определенных занятий, люмпенов — бродяг, нищих, воров — одним словом, тех, кого принято называть городским дном. Эти люди не имели не только постоянной работы, но также и постоянного жилья. Днем они шатались по базарам, улицам, переулкам и площадям Багдада, попрошайничали, завязывали драки, воровали. По ночам же они ютились в жалких шалашах, в банях, а то и просто под открытым небом. Среди багдадских бродяг и воров были настоящие виртуозы жульничества и обмана. С одним из них читатель познакомился, когда мы рассказывали о жестоком халифе Мутадиде.
Масуди приводит другой случай, который произошел во время триумфального шествия, устроенного в Багдаде тем же халифом по случаю захвата в плен одного мятежника. На улицах собрались толпы народа. Особенно много людей было на мосту через Тигр, отчего его опоры не выдержали и подломились. Обломки моста, а также люди, бывшие на нем, упали на проходивший по реке корабль, на котором плыло много багдадцев, любовавшихся праздником. Погибло более тысячи человек. Утопленников стали вытаскивать из Тигра баграми, и среди прочих извлекли труп мальчика в богатой одежде, украшенной драгоценными камнями. Некий почтенного вида старец принялся громко причитать, говоря, что утонувший мальчик — его сын. Старику отдали тело ребенка; наняв осла и положив на него утопленника, он удалился, все так же громко стеная. Вскоре прибежал некий богатый купец по имени Йасар; ему сообщили о том, что из Тигра вынули тело богато одетого мальчика, и несчастный купец узнал в нем по описанию своего сына. Однако ни утонувшего мальчика, ни благообразного старика, который увез труп ребенка на осле, у берега реки и в помине не было. Выяснилось, что седобородый старик был знаменитым на всю столицу вором, который польстился на богатую одежду и драгоценные украшения погибшего купеческого сына и ловко сыграл на сочувствии толпы багдадцев родительскому горю.
В другой раз этот авантюрист вооружился киркой, взял пустой кувшин, оделся в лохмотья и отправился к дому одного богатого вельможи. У ворот дома было расположено несколько лавочек, где продавалась всякая всячина. Мошенник принялся колотить киркой по стенам и дверям лавок, нанося им этим немалый урон. Сбежался весь квартал, вышел и сам хозяин богатого дома. А оборванный старик все бил и бил киркой по стенам лавок. Вельможа спросил старика, зачем он поступает таким образом и кто ему повелел это делать. Оборванец ответил, что рушит лавки по повелению хозяина дома. Тогда все собравшиеся закричали, что хозяин дома перед ним и что он ничего подобного не приказывал. Старик же подошел к своему кувшину, стоявшему поодаль, и показал жестами, будто он прячет туда свою одежду. Тогда собравшиеся единогласно решили, что нищего безумца, наверное, обманул кто-нибудь из соседей судьи, украв у него одежду. Прослезившийся судья спросил мнимого сумасшедшего, что у него пропало. Тот ответил: «Рубаха, что я вчера купил, покрывало для дома да шальвары». Это признание еще больше разжалобило всех собравшихся. Они насыпали старику целый кувшин золотых и серебряных монет, а судья подарил ему богатую одежду и дал еще денег от себя лично. Вскоре «нищий» исчез и больше уже не появлялся в том квартале. Масуди также сообщает, что в молодости этот знаменитый вор на спор похитил из собственного дома одного придворного врача и принес его халифу Мутаваккилу в сундуке.
В Багдаде, как и в других арабо-мусульманских городах, существовала даже особая организация аййаров («оборванцев»). Члены этой организации назывались футувва («молодцы»). Сейчас трудно уже выяснить, было ли это объединение деклассированных элементов или же организация городской молодежи из числа сыновей ремесленников и мелких торговцев. Возможно, в нее входили и те, и другие. Братство футувва было иерархически организовано, обладало особым ритуалом посвящения. Его члены носили шаровары специального покроя, по которым быстро узнавали друг друга. Аййары грабили или собирали дань с наиболее богатых и жадных торговцев и раздавали ее беднякам. Когда в организацию футувва вступал новый член, предводитель знакомил его с хадисами — преданиями о поступках и изречениях основателя ислама Мухаммада, свидетельствовавшими о том, что Мухаммад передал «кодекс чести» аййаров будущему четвертому халифу Али, от которого, в свою очередь, эти неписаные правила перешли к руководителям главы братства. Потом новичок выпивал чашу холодной воды и приносил клятву защищать бедных и сирых.
Аййары были искусны в военном деле и представляли собой значительную силу.
Во время осады Багдада войсками Мамуна один из его военачальников, ал-Мусаййиб ад-Дабби, установил катапульты в восточной части города. Безжалостный обстрел камнеметных машин причинял наибольший урон простым багдадцам. Тогда на защиту родного города, как сообщает Масуди, выступили аййары и «обитатели тюрем». Они, по словам нашего автора, сражались обнаженными — в одних только набедренных повязках. Панцири и шлемы аййары мастерили из пальмовых листьев. Оружием им служили камни и палки. Несмотря на плохое вооружение, ополчение багдадцев не было беспорядочной толпой. Они были разделены на десятки; командир десятки носил звание арифа. Над десятью арифами начальствовал накиб; а десять накибов подчинялись каиду. По словам Масуди, военачальники аййаров сражались не в пешем строю, а верхом на своих подчиненных, которые, видимо, отличались особо крепким телосложением. Первоначально осаждавшим пришлось туго, когда на них набросилось это отчаянное войско, но потом хорошо вооруженные сторонники Мамуна все же нанесли поражение отважно сражавшимся аййарам.
Выдающийся отечественный исследователь средневековой культуры М.М. Бахтин показал, что карнавалы были неотъемлемой чертой жизни средневекового западноевропейского города. Многочисленные городские празднества устраивались и в городах Ближнего Востока, прежде всего, конечно, в столице Халифата Багдаде. В эпоху Масуди мусульманское население Багдада отмечало почти все христианские праздники, которые зачастую были переосмысленными языческими торжествами. Большим успехом у жителей Багдада всех вероисповеданий пользовались храмовые праздники различных христианских монастырей. Дело в том, что коренные жители Ирака, которых арабы называли набатеями, потомки вавилонян и ассирийцев, исповедовали христианство якобитского толка и к началу X в. еще далеко не полностью приняли ислам. По этой причине в самом Багдаде и его окрестностях не было недостатка в христианских церквях, монастырях и часовнях. В монастырских угодьях зачастую имелись виноградники, монахи делали вино и продавали его в кабачках, находившихся в пределах монастырской ограды, посетителям всех вероисповеданий. Вполне естественно, что монастыри весьма часто и далеко не только по праздничным дням посещали не одни христиане, но и мусульмане, которым их религия запрещала употреблять вино.