Прежде всего ханифы боролись против наиболее грубого проявления политеизма в виде идолопоклонства. Противопоставляя племенным и местным божествам своего единого рахмана, они выражали идею всеарабской религии. В Мекке ханифам предстояло вести особенно упорную борьбу, так как здесь политеистическое вероучение имело наиболее солидный базис по сравнению с другими племенами, а культ был гораздо лучше организован.
«Сира» Ибн Исхака вполне определенно представляет Мухаммеда в начале его религиозной деятельности как типичного ханифа. Вероучение мекканских ханифов изложено в «рахманских» сурах Корана. В более ранних материалах этого сборника, которые европейские исследователи группируют под названием «поэтические» суры, содержатся фантастические представления о скором наступлении конца света, о страшном суде и о загробном существовании людей. В этих материалах идея единобожия является господствующей и проповедуется особенно настоятельно. Содержание «поэтических» сур (если отбросить шаманские заклинания, относящиеся к периоду политеизма) ни в чем не расходится с учением ханифов; только в этих сурах в большей мере, чем в ханифизме, проявилось влияние иудейского и христианского сектантства, приверженцев которого можно было в немалом числе встретить в доисламской Мекке среди посещавших ее и проживавших в ней иностранцев.
Уже в самых ранних сурах проявляется весьма интересная и существенная деталь. Единый бог выступает под именем Аллах, то есть носит имя племенного божества курейшитов, и сохраняется культ Каабы как «дома Аллаха».
Ханифизм в его мекканской форме, создание которой приписывают Мухаммеду, не мог получить широкого распространения в Мекке. Причину этого явления следует искать не только в противодействии, оказанном новому учению курейшитской господствующей верхушкой. Гораздо важнее были социальные причины. Социально-экономические противоречия в Мекке были куда больше, чем в племенах. Мекканцы, несомненно, стремились избавиться от засилья господствующей верхушки и ростовщической кабалы, а рабы, конечно, хотели освободиться из рабства. Мекканский же ханифизм не мог привлечь и удовлетворить угнетенных и обездоленных. Он давал далеко не заманчивую перспективу гибели мира и обращал взоры верующих к загробному миру, обещая только после смерти лучшее существование. Устрашение грядущей катастрофой светопреставления и мучениями в геенне не могло оказать желаемого воздействия на арабов того времени. Это следует объяснять не только широко распространенным неверием в загробный мир, но и деловой практичностью мекканцев.
Поэтому, под влиянием социальных потребностей населения, мекканский ханифизм перешел в следующий этап развития, который уже можно рассматривать как возникновение новой религии — ислама. Вероучение времени зарождения этой религии получило свое выражение в мекканских «пророческих» сурах. В них наряду с единством Аллаха выдвигается другой, не менее важный догмат о «посланнике Аллаха» (расул аллах), который претендует на положение единственного посредника между верховным существом и людьми.
В «пророческих» сурах обращено гораздо большее внимание — по сравнению с «поэтическими» — на некоторые земные, реальные явления. Прежде всего осуждается и безоговорочно запрещается ростовщичество — самая болезненная язва мекканской экономической жизни. От непомерного хищничества и алчности мекканских ростовщиков сильно страдали население Мекки и окрестные бедуинские племена. В Коране сказано: «То, что вы даете в рост, чтобы оно возросло от имущества других людей, не возрастет перед Аллахом» (XXX, 38).
В отличие от ростовщичества торговля, наоборот, называется не только допустимым и даже похвальным занятием. Аллах-рабовладелец наделен типичными чертами купца; в его образе отразилась торговая обстановка Мекки. Из «Сиры» видно, что Мухаммед, выступая вероучителем, продолжал заниматься торговыми делами. Курейшиты, подвергая сомнению его пророческую миссию, с насмешкой говорили ему: «Какой же ты пророк! Ты ходишь по рынкам, как самый последний из нас». Как полагают, ответом на это является стих Корана, в котором Аллах говорит: «И до тебя мы не посылали посланников, которые бы не ели пищи и не ходили по рынкам» (XXV, 22).
В «пророческих» сурах встречаются особенно настоятельные призывы соблюдать правильность в мере и весе, то есть быть честными при сделках и расчетах. «И будьте верны в мере, когда отмериваете, и взвешивайте правильными весами» (XVII, 37). Наряду с запрещением растрачивать имущество сирот предписывается: «Выполняйте меру и вес по справедливости» (VI, 153); «Полностью соблюдайте верность в мере и весе» (XI, 85). В качестве неоспоримого аргумента приводится отдельный целеустремленный творческий акт Аллаха: «И небо Он воздвиг и установил весы, чтобы вы не нарушали весов. И устанавливайте все справедливо и не уменьшайте весов» (LV, 6–8). По представлению Корана, в день страшного суда будут приведены в действие «весы верные», на которых будут взвешены дела людей; при этом от имени Аллаха говорится: «Достаточны Мы как счетчики» (XXI, 48).
В этих и им подобных призывах и предписаниях получили выражение кровные интересы мекканского торгового люда, постоянно страдавшего от отсутствия коммерческой честности у заправил караванной торговли и у ростовщиков. Выше мы уже видели, как осуждает Коран «обвешивающих» (LXXXIII, 1–3).
Согласно историческому преданию, Мухаммед и почти все его мекканские последователи были выходцами из средних и малоимущих слоев населения, испытывавших на себе суровую и жестокую власть «курейшитов центра». Мухаммед принадлежал к роду хашим, который не владел богатством и не пользовался влиянием. Следовательно, он и его ближайшее окружение вполне могли проникнуться интересами и нуждами среднего и мелкого мекканского торгового люда.
Деятельность первых мусульман в Мекке завершилась полным провалом. Нет оснований полагать, что они создали в своем городе какую-либо организацию. Не всегда мог Мухаммед выступать публично со своими проповедями; для слушания их и для молитвы его приверженцам приходилось собираться тайно где-нибудь в пригородах и даже в «ущельях» из боязни преследований. Согласно «Сире», мусульмане оказались в таком стесненном и опасном положении, что Мухаммед был вынужден часть их отправить в Эфиопию под покровительство христианского негуса. Оставшиеся же в Мекке во главе с Мухаммедом подверглись бойкоту: мекканцы отказались заключать с ними брачные союзы и вести торговые дела. Интересно, что их сородичи не могли оказывать им никакой помощи и защиты. Это показывает, что экономическая зависимость мекканцев от «курейшитов центра» была сильнее кровных связей.
Ислам в Мекке не обрел социальной опоры; он не получил поддержки как со стороны населения города, так и бедуинов прилегающих к нему районов. К тому же «курейшиты центра» оказывали новой религии решительное противодействие, а ее последователей подвергали гонению.
По преданию, Мухаммед выступил в роли проповедника в 610 году, но лишь через двенадцать лет окончательно убедился в полной невозможности достичь успеха в своем родном городе. Попытка найти последователей в соседнем Таифе также не удалась: он был встречен жителями градом камней. По преданию, возвращаясь в Мекку, он для самоуспокоения выступил с проповедью перед толпой джиннов.
Выход из создавшегося положения первые мусульмане нашли в решении переселиться в Иасриб-Медину. Это переселение (по-арабски — хиджра) произошло осенью 622 года.
Мусульманская община верующих в Медине
Иасриб, он же Медина, представлял собой обширный оазис, культурная площадь которого ограничивалась харрами с востока и запада и отрогами горной цепи с севера и юга. На равнине оазиса были разбросаны поселения местных племен и дары. Населенные пункты отделялись один от другого возделанными полями, садами, огородами и пальмовыми рощами. Основное население оазиса составляли три «еврейских племени» — кейнука, курайза и надир — и два арабских — аус и хазрадж; также на территории оазиса жили мелкие племена и роды, находившиеся на положении, сходном с положением мекканских и таифских ахлаф. Достоверность старого предания, что мединские «евреи» были прямыми потомками переселенцев из Палестины, покинувших свою страну в I веке н. э., после Иудейской войны, подвергается сомнению. Мединские «евреи» (по крайней мере большинство из них) были коренными арабами, исповедовавшими иудейскую религию. Они говорили на арабском языке — возможно, на местном диалекте, в котором встречались древнееврейские слова и выражения; они были ценителями доисламской арабской поэзии и из их среды вышли некоторые арабские поэты. Их родоплеменная организация ничем не отличалась от арабской.