Далеко не во всех гадирах вода была пригодна для питья. Высокое содержание соли и других минеральных частиц, принесенных дождевыми потоками, делали ее не просто неприятной на вкус, но и вредной для человеческого организма.
С твердой, высушенной солнцем и особенно с каменистой поверхности вода быстро стекала, но в песчаных местах она уходила под почву и держалась там сравнительно долго, так как слой песка служил надежной защитой от испаряющего действия солнца. Эти подпочвенные запасы воды иногда находятся так близко к поверхности почвы, что достаточно разгрести песок руками, чтобы до них добраться. В степях Хиджаза существует разветвленная сеть подпочвенных потоков, которые питают многочисленные колодцы. По своему составу и на вкус грунтовая вода обладает высоким качеством, поскольку фильтруется через толстый слой песка. Поэтому арабы предпочитали запасаться водой из колодцев и избегали пить из наземных открытых бассейнов.
Кочевое скотоводство
В изучаемый нами период подавляющее большинство населения Аравии составляли кочевники-скотоводы.
Они населяли обширные пространства аравийских степей и полупустынь, известных под общим названием «бадв» или «бедв» Отсюда произошло название аравийского кочевника — «бадави» или «бадауи», перешедшее в европейские языки в форме арабского множественного числа — бедуин. Это слово не является синонимом слов «араб» и «аравитянин». Оно вполне соответствует русскому слову «степняк» и приложимо только к обитателю степи и полупустыни, следовательно, это название не распространялось ни на земледельцев, ни на горожан.
Бедуины занимались скотоводством, преимущественно верблюдоводством; коневодство и овцеводство имели у них, в общем, второстепенное значение, а козоводство было развито мало. Своеобразные климатические условия пустынно-степной Аравии (и прежде всего режим осадков) и специфические особенности растительного мира придавали аравийскому скотоводству своеобразные формы.
Бедуин всецело зависел от окружающей его природы. После зимних дождей наступала весна — раби, сезон изобилия и благоденствия для бедуинов и их стад. В это время люди и скот нагуливали жир, служивший резервом организма на будущие скудные и тяжелые времена года. После непродолжительной весны бедуины попадали в пекло аравийского лета. Тропическое солнце быстро выжигало весенний ковер зелени, еще быстрее испарялись надпочвенные воды. Тогда бедуины были вынуждены искать новые пастбища, так как вследствие недостатка корма верблюдицы переставали давать молоко. В конце лета бедуины все чаще прибегали к такому средству борьбы с голодом, как привязывание плоского камня к впалому животу.
С наступлением зимы бедуины все внимательнее всматривались в горизонт в надежде обнаружить признаки приближающихся дождей, все чаще спрашивали каждого встречного, шедшего с севера, в каком состоянии там небо. Получив благоприятное известие, а то и просто под влиянием слухов бедуины быстро снимались с места и гнали стада в поисках пастбищ, орошенных дождем. Когда после жаркого лета зимние дожди запаздывали, бедуины буквально метались по степям и пустыням в поисках воды и корма для скота.
Географическая среда давала возможность жителям аравийских степей и полупустынь заниматься только скотоводством и только в форме кочевничества. Кочевое скотоводство было основным источником существования, основной отраслью производства у подавляющего большинства населения пустынно-степной Аравии.
Та же географическая среда поставила бедуина в полную зависимость от верблюда. Вполне правильно мнение, что большая часть Аравии осталась бы необитаемой, если бы там не было верблюдов. Австрийский востоковед Алоис Шпренгер назвал бедуина «паразитом верблюда»{35}. Верблюд может оставаться без воды пять суток летом и двадцать суток зимой. Имея сравнительно сочный корм на весенних пастбищах, он обходится без воды несколько недель. Не только соленая и горькая вода, но также зловонная жидкая грязь, добываемая со дна почти совершенно пересохшего колодца, может служить ему пойлом. Летом и зимой, во время длительных перекочевок или утомительных переходов по глубоким пескам, с тяжелым грузом на спине, верблюд питается жесткими, горькими и колючими растениями пустыни.
В районах, где много фиников, верблюдов кормили толчеными косточками этих плодов, а на побережье Южной Аравии — сардинами и саранчой.
Требуя очень мало, верблюд давал бедуину очень много: обслуживал и кормил его в тяжелых условиях пустыни; пищу одежду, обувь, жилище, топливо и многое другое житель пустынно-степной Аравии мог получить только от верблюда. Верблюжье молоко наряду с финиками было основным и часто единственным питанием аравийского кочевника. Для него хлеб и прочие мучные изделия были слишком дорогой, а следовательно, очень редкой пищей. На пастбищах, расположенных далеко от колодцев, верблюжье молоко оказывалось единственным средством утоления жажды.
Правда, верблюжатина не могла служить постоянной пищей бедуина — поголовье верблюжьих стад было ограниченным; верблюды размножаются сравнительно медленно, поскольку верблюдица приносит не более одного верблюжонка в два года. Поэтому ели верблюжатину только в особых случаях.
Бедуин одевался в ткани, сотканные из верблюжьей шерсти. Из этого же материала изготовлялся войлок для палаток, служивших его жилищем. Поэтому бедуинов называли «людьми войлока» и противопоставляли «людям глины», то есть оседлым жителям, обитавшим в мазанках.
Кожа верблюда шла на изготовление обуви. Из нее же изготовляли седла, сбрую и ремни для упаковки товаров, перевозившихся в большом количестве караванами. Помет верблюда служил топливом, а моча употреблялась как косметическое средство и лекарство — арабская народная медицина рекомендует принимать ее при лихорадке; она также служила как средство против паразитов. Верблюжьей мочой, при отсутствии воды, бедуинки подмывали младенцев и мыли себе волосы для придания им пущего блеска. Желудочный сок, извлеченный из молодого верблюда, считался очень хорошим средством при болезнях желудка.
В Аравии распространен только одногорбый верблюд, или дромадер. Другой вид этого животного — двугорбый (бактрийский) верблюд здесь никогда не встречался.
Зоологи не относят верблюда к числу умных животных; его считают равнодушным, глупым и трусливым. Арабы же всегда высоко ценили верблюда, считая его не только самым полезным, но и красивым животным. В арабской доисламской поэзии обычны сравнения телесных достоинств красавицы с частями тела верблюдицы. В твердо установленной композиционной форме касыды арабский поэт изображает себя едущим по пустыне на верблюде и дает его описание. «Иногда он делает это так подробно, — пишет академик И. Ю. Крачковский, — что нужно быть действительно знатоком и любителем благородного животного, чтобы по достоинству оцепить описание»{36}. Верблюд наряду с конем давал арабскому поэту неиссякаемый запас эпитетов.
В Аравии всегда отличали верхового верблюда (дромадера в узком смысле слова) от вьючного, который был наиболее распространен. Обычный верблюжий караван идет по шесть часов в день со скоростью 5,5 километра в час, а хороший дромадер пробегает до 130 километров в сутки без остановок. Обычный груз, который песет вьючный верблюд, не превышает 270 килограммов, хотя наиболее сильные могут нести более 450 килограммов. Арабы очень давно обнаружили у верблюда такое, казалось бы, неожиданное качество, как музыкальность. Оказывается, верблюд более музыкален, чем кавалерийская лошадь. На этом основании возникла «верблюжья» теория происхождения арабской поэзии. Некоторые востоковеды считают, что арабские стихотворные размеры сложились в непосредственной зависимости от ритмичного движения верблюда, когда ехавший на нем бедуин приноравливал свое пение к размеренному шагу животного; в то же время ритм этого пения вызывал соответствующий ритм шага у музыкально восприимчивого верблюда.
Тем не менее в своем отношении к верблюду бедуин никогда не проявлял такой трогательной заботы и нежности, какие характерны для его обращения с лошадью. Хорошая лошадь всегда являлась предметом гордости и славы не только для ее владельца, но и для всего рода и племени. Особенно ценились быстроходные кобылицы, бег которых обычно сравнивался с ветром. «Она поджара и горяча, — говорит арабский поэт о своей лошади, — и когда разгорячится, храп ее подобен кипению котла. У нее подвздошная часть газели, голени страуса, бег волка, а скок лисенка». Каждый владелец хорошей лошади гордился чистотой ее крови и твердо хранил в памяти ее самую подробную генеалогию.