Выбрать главу

– Лентяи тоже хотят попасть в рай, как и все прочие.

– Но с закрытыми глазами, видя сны, к тому же с непереваренной пищей в желудке, пути в рай не отыщешь. Сны вызывают у людей желание спать. Мои истории будут вызывать у людей желание бодрствовать. Мало того, они сделают сон ненужным.

Стремительный поток вновь сделался неудержимым. Йолл полагал, что должна отыскаться возможность отобрать сны у темного царства, коим правит Кошачий Отец, и вынести их на солнечный свет радостной фантазии. Поэтому он с неистощимым усердием (Бэльяну с трудом верилось, что человек, который так много пьет, может быть неистощимо усердным) трудился над историями о носильщиках, которые женятся на принцессах, о тещах, превращенных в мулов, и сокровищах, возникающих при повороте волшебного колечка. Суть всех этих историй состояла в том, что с обычным человеком должны неожиданно происходить необычные вещи.

– Манит к себе женщина из незнакомого дома. Вдруг начинает говорить человеческим голосом животное. Я – творец более великий, нежели Мутанабби или Мутазз, но суть моего творчества заключается в его утаивании.

Бэльян подумал о том, что Йолл и Кошачий Отец не особенно отличаются друг от друга в своих странных замыслах и стремлениях, но оставил эту мысль при себе. Йолл продолжал:

– По правде говоря, большинство людей влачат здесь столь жалкое существование, что изменить их жизнь можно лишь чудом. Это в основном в моих сказках и предлагается. Однако недавно реальный мир вступил в соперничество со сказителем.

– Что вы имеете в виду?

– Трудно сказать. Есть некоторые знаки, надо только суметь их истолковать. Каждую ночь происходят убийства, особенно в вашем квартале, Эзбекия. Кроме того – ваша болезнь. Ну да, вам говорят, что это болезнь, но я в этом совсем не уверен.

– Я тоже. По-моему, это попросту кровотечение из носу.

– А по-моему, это может быть и предзнаменованием. Всего неделю тому назад неподалеку от Цитадели родился ребенок с двумя головами и сорока руками. Подобные вещи являются предвестниками беспорядков, сражений и голода, а возможно – и новоявленного святого…

Но на этом месте Йолла прервали. Снаружи раздался оглушительный грохот от удара металлическим предметом по дереву, потом звук повторился – чем-то колотили в дверь. Лицо Йолла перекосилось от страха.

– Кто это? – спросил Бэльян.

– Не знаю. Должно быть, ищут вас. Вейн и Кошачий Отец. А может, мамлюки. Однако нам это выяснять ни к чему.– Йолл наклонился и задул свечу.– Им незачем видеть нас вместе. Держитесь друг за друга и идите за мной.

Бэльян почувствовал, как Мария схватила его за руку, потом протащила через несколько слоев шелковых драпировок, и они оказались у лестницы, которая вела на крышу. Они стремительно поднялись по ней на цыпочках, стараясь потише дышать. Была уже глухая ночь. На крыше Йолл повернулся к ним.

– Здесь придется расстаться. Вы спуститесь вон там, а я вернусь в дом и открою дверь нашим гостям. Постараюсь сделать вид, будто меня только что разбудили.– Казалось, Йолл переполнен детским восторгом.– Мария отведет вас к Бульбулю. Я тоже приду туда, как только смогу.

Он торопливо заговорил с Марией по-арабски. Мария открыла было рот, но не произнесла ни слова. Легко спустившись по боковой стене дома, она жестом велела Бэльяну следовать за ней на некотором расстоянии. Потом она уверенно направилась вперед, то и дело переходя из одного переулка в другой. Улицы были почти безлюдны, если не считать фонарщиков да изредка встречавшихся солдат. Изредка оказываясь в открытом месте, Бэльян мог разглядеть Цитадель Кайтбея, смутно видневшуюся над стоявшими слева от них глинобитными и деревянными домиками. Они удалялись от тех районов Каира, которые были ему хорошо знакомы. Внезапно, выйдя из узкого прохода между домами, он обнаружил, что они идут по берегу Нила. Его мутная поверхность зловеще шевелилась, мерцая в свете луны. Вскоре они оказались на мосту, который вел к острову на реке.

– Рода.

Строений на острове было немного, и почти все они теснились у берега. Они вошли в лес, который оказался еще и кладбищем. Чтобы не заблудиться, Бэльяну приходилось пристально следить за силуэтом Марии. Что-то мягкое и липкое касалось его лица; ветви деревьев были увешаны тканями и тряпьем – приношениями людей, потерявших близких. Даже в этот час кладбище не было безлюдным, ибо средь деревьев метались похожие на привидения фигуры в чадрах и со свечами в руках. Мария замедлила шаг и взяла его за руку. Рука у нее была горячая. Они вышли на поляну, а на поляне теснились такие же мазанки, какие Бэльян уже не раз видел в бедняцких кварталах Каира. У одной они остановились. Вероятно, это был дом Бульбуля. Оттуда вышел человек, и Мария обратилась к нему. Сказала она очень мало, но говорила так медленно, что Бэльян успел хорошенько рассмотреть стоявшую перед ним фигуру: два ярко блестящих глаза, глубоко посаженные по бокам огромного крючковатого носа, изгибу которого более широкой дугой вторил изгиб живота. Когда он отвечал, язык его метался во рту, как у ящерицы. Потом он начал подкреплять свои слова жестами. Широко развел руки (ну конечно, будьте моим гостем) – знак селяма Бэльяну, рукой поманил их в дом, вскинул брови, как бы осуждая убогость своей ужасной лачуги, и наконец уставился в глаза Бэльяну долгим взглядом, который говорил больше, чем можно было перевести. Они вошли в дом. Бульбуль принялся едва ли не вприпрыжку носиться по комнате, мимически изображая свое ремесло и демонстрируя гостям плоды своей искусной работы. Он был письмописцем и, более того, каллиграфом. Лучшим в Каире, – бил он себя кулаками в грудь.

Когда эта шарада закончилась, он уселся на корточки в углу готовить чай – еще одна небольшая шарада. Пока он этим занимался, Мария подавала руками знаки, означавшие, что ночевать им предстоит в этом доме. Бульбуль вернулся к ним с чаем и коническим куском сахара, который он принялся колоть маленьким молоточком. Были церемонно выпиты три чашки чая. Бульбуль непрестанно говорил с Марией, отвлекаясь на Бэльяна лишь для того, чтобы подлить ему чаю или предложить кусок пирога. Мария почти все время молчала.

Наконец были принесены ковры, и они улеглись спать. По крайней мере так поступили Мария с хозяином, но Бэльян лежал настороже, глядя в потолок и погрузившись в раздумья. Он уже дважды видел сны после приезда в Каир и боялся увидеть вновь. Поэтому он непрестанно менял позы и лениво размышлял об искаженной симметрии своих приключений, снов и всех взаимосвязанных событий: два султана, две красивые женщины, два состояния сознания и так далее. Неужели каждая вещь на свете составляет пару с вещью себе подобной, как правая рука и левая рука? Может, и у него есть некий ущербный двойник? Ему становилось все труднее сосредоточиться; мысли медленно вращались вокруг одного и того же, словно на вертеле в жарком ночном воздухе.

Потом в лачуге послышалось шарканье ног, и, слегка изменив позу, Бэльян осознал, что над ним, Бульбулем и Марией стоят две фигуры. Его замутило от панического страха, когда в этих двух силуэтах он узнал Кошачьего Отца и Майкла Вейна. Вейн заслонил ладонью пламя свечи.

Отец повернулся к Вейну и как бы вскользь заметил:

– Люди, страдающие бессонницей, смертельно боятся уснуть. Они опасаются, как бы неприятности, которые грозят им в период бодрствования, не навалились на них, когда они будут лежать без сознания.– Потом, опустившись на колени и приблизив лицо, отвратное из-за дурного стариковского запаха изо рта, вплотную к лицу Бэльяна: – Но вы же не знаете, спите вы или нет, верно? Ну, здравствуйте, неужели вы думали, что мы не сумеем вас найти? Неужели вы думали, что я учительствую только в Доме Сна? Неужели вы думаете, что на ваших новых друзей можно положиться? Полагаю, это возможно, но скорее всего вы заблуждаетесь. Если вас могут посещать во сне святая Катарина и красотка Зулейка, то, несомненно, можем и мы. Вейн!

Он нетерпеливо щелкнул пальцами. Вейн взял стеклянный стакан и молоточек, которым ранее кололи сахар. Он поставил стакан на сухой земляной пол и сильно ударил по нему молоточком. Стакан с остатками чая стоял неподвижно еще достаточно долго, чтобы Бэльян успел резко вздохнуть от удивления. Потом он внезапно разбился вдребезги, и по всей комнате разлетелись осколки стекла и чаинки. Спящие фигуры Бульбуля и Марии не шевельнулись.