Святого, упомянутого выше, прозвали Аль-Ховвасом (изготовителем корзин из пальмовых листьев) в силу следующих обстоятельств, о которых рассказывает он сам. «Я происходил, – пишет он, – из города Рея и проживал у реки, на берегах которой имелось изобилие пальмовых листьев. Мне пришло в голову плести каждый день по пять корзин (куффе) и бросать их в реку для развлечения, словно я был обязан это делать. Так проходило мое время много дней, но однажды я решил, что нужно последовать за корзинами и узнать, куда они уплывают. Некоторое время я шел по берегу и наткнулся на женщину, сидевшую в печали. В этот день я не сплел ни одной корзины. Я спросил женщину: «Почему я вижу печаль на твоем лице?» Она ответила: «Я – вдова. Мой муж умер, оставив мне пять дочерей, для которых нет пропитания. Моей привычкой стало каждый день ходить к реке, где ко мне приплывают по течению пять корзин, которые я продаю и тем самым добываю пищу. Но сегодня не приплыло ни одной корзины, и я не знаю, что делать». Услышав это, я взглянул на небеса и воскликнул: «О, Аллах, если бы я знал, что должен был кормить более чем пятерых детей, то трудился бы более прилежно». Затем автор рассказа привел пожилую женщину в свой дом, дал ей денег, муки и сказал: «Что бы тебе ни потребовалось, приходи сюда и бери все, что тебе нужно»[71].
Пользующиеся большим уважением святые часто оказывали сильное влияние на престолонаследников и других великих мира сего. Многие мусульманские монархи побуждались (подобно христианским королям, побуждавшимся Петром Отшельником) затевать религиозные войны, или совершать благонамеренные и благотворительные поступки, или удерживаться от тиранства предостережениями о возмездии свыше, посредством проклятий вали. Али, любимого сына халифа аль-Мамуна, склонили во имя веры бежать от великолепия и роскоши отцовского двора. После лицезрения примера самоотречения он занялся в Басре в состоянии крайней бедности тяжелым трудом носильщика, весь день постился, оставался по ночам в мечети без сна, ходил босиком до тех пор, пока боль ног не стала причинять жестокие страдания. Он рано закончил жизненный путь, умерев на циновке. Почести, которые он отказывался принять при жизни, были возданы ему после смерти. Его статус обнаружили по кольцу и документу, который он оставил. Труп Али натерли камфарой, мускусом и алоэ, завернули в добротную египетскую ткань и после этого привезли в Багдад к безутешному отцу[72].
Самоотречение, которое я упомянул выше, является одним из наиболее важных средств достижения достоинства вали. Говорят, что весьма чтимый святой Аш-Шибли унаследовал от отца 60 миллионов динаров (сумма невероятная и, возможно, названная по ошибке вместо 60 тысяч динаров или 60 миллионов дирхемов) и, кроме того, земельную собственность. Он все это истратил на благотворительность, а также бросил в реку Тигр 7 тысяч объемистых книг, написанных собственной рукой за двадцать лет[73].
У Шаха аль-Кермани, другого знаменитого святого, была прекрасная дочь, которую хотел взять в жены правитель страны. Святой потребовал три дня, чтобы обдумать предложение суверена. В течение этого времени он посетил несколько мечетей, в одной из которых увидел молодого человека, смиренно склонившегося в молитве. Подождав, пока тот закончит молитву, святой заговорил с ним: «Сынок, ты женат?» Услышав отрицательный ответ, он сказал: «У меня есть девушка, воплощенная добродетель, которая знает наизусть весь Коран и наделена красотой. Желаешь ли ты взять ее в жены?» – «Разве названная вами девушка, – сказал молодой человек, – согласится выйти за меня замуж, когда у меня всего три дирхема?» – «Я отдам ее тебе в жены, – молвил святой. – Она моя дочь, а я Шах, сын Шуджаа аль-Кермани. Дай мне свои дирхемы, чтобы на один дирхем я купил лаваш, на другой – какое-нибудь острое блюдо, а на третий – благовоний». Они составили брачный договор, но когда невеста пришла к молодому человеку, то увидела черствый кусок хлеба, помещенный поверх его кружки. После этого она набросила на себя чадру и повернулась, чтобы уйти. «Теперь я понял, – сказал ей муж, – что дочь Шаха аль-Кермани разочарована моей бедностью». Девушка ответила: «Я ухожу не из боязни бедности, но из-за слабости твоей веры, видя, как ты откладываешь хлеб на завтра»[74].