Поэтому она не послала с едой служанку, а понесла тяжелую корзину сама и долго блуждала в поисках мужчин; не раз с ее уст сорвались резкие слова по их адресу, когда она их нашла. Тем не менее она не только ругалась, но могла говорить и работать одновременно. Сняв с головы корзину, она открыла крышку большой кастрюли с овсяной кашей, разложила хлеб и сыр, раздала ложки мужу и его работникам и пригласила угощаться всех остальных, кому еду еще не принесли. Затем она спросила мужчин, много ли им удалось сделать за день и сколько успели сделать за два дня. Но тут у мужчин даже аппетит пропал, да и что ответить на такой вопрос, не нашлось: никто не потянулся за ложкой и никто не ответил Кристине. Только один легкомысленный слуга, которому было все равно — хоть трава не расти, лишь бы были всегда деньги и еда на столе — взял ложку и сообщил жене хозяина, что не посажен еще ни один бук, и вообще работа не ладится, хоть убей.
Тогда женщина из Линдау обругала мужчин бабами и сказала, что все это пустые выдумки; ни слезами, ни ожиданием делу не поможешь и не вывезешь на Бэрхаген ни одного дерева. И если рыцарь потом отыграется на них, добавила она, то они это заслужили; но во имя матерей и детей они должны по-другому взяться за дело. Вдруг из-за плеча женщины вынырнула длинная черная рука, и пронзительный голос произнес:
— Да, она права!
И вот среди крестьян появился с ухмылкой на лице человек в зеленом; на шляпе его весело покачивалось красное перо. Тут давешний страх охватил мужчин, и они бросились врассыпную, будто их ветром сдуло. Только Кристина из Линдау не убежала и теперь должна была узнать, каков на деле черт, которого она накликала. Она стояла, как вкопанная, и следила за колыханием пера на его шляпе и за его рыжей бородкой, весело прыгавшей вверх-вниз на черном лице. Пронзительно засмеялся он вслед мужчинам, но на Кристину посмотрел любезно и с учтивой миной взял ее за руку. Кристина хотела было ее отдернуть, но рука ее словно прилипла к руке Зеленого Охотника, и ей казалось, будто ее кожа шипит между раскаленными прутьями. А он говорил ей лестные слова, и в такт словам взлетала вверх и вниз рыжая бородка.
— Такой привлекательной женщины я уже давно не встречал, — говорил он. — Мое сердце просто тает. К тому же мне нравятся такие смелые, именно такие мне больше всех по душе, которые остаются на месте, когда мужчины бросаются наутек.
Его слова и тон словно убаюкивали Кристину, и она все меньше и меньше боялась его. «С ним еще можно говорить, — думала она, — да и зачем бежать, видала я и кое-что пострашнее». Снова и снова возвращалась к ней неотвязная мысль, что этого зеленого можно как-то использовать в своих интересах, и, если взять с ним в разговоре верный тон, то он может помочь им всем, а потом можно будет и обмануть его, как любого другого мужика.
Тем временем Зеленый Охотник продолжал говорить, что он совершенно не понимает, почему его так боятся: он ведь не желает никому зла, и если с ним так невежливы, то стоит ли удивляться, что он не поможет людям в том, в чем им больше всего хотелось бы помощи.
Тут Кристина набралась смелости и ответила:
— Люди боятся, потому что им было сделано страшное предложение. Почему ты хочешь именно некрещеное дитя, можно было бы договориться и о другой плате; людям это кажется очень подозрительным, ведь ребенок — тоже человек, и отдавать его кому-то некрещеным — этого не сотворит ни один христианин!
— Это моя обычная плата, и о другой не может быть и речи; да и что потом могут сказать о таком ребенке, которого еще никто не знает? От таких, совсем маленьких, всегда рады избавиться: они еще не успели доставить ни радости, ни забот. Для меня же — чем меньше ребенок, тем лучше; чем раньше я начну воспитывать его так, как хочу, тем большего добьюсь. Поэтому у меня нет ни желания, ни нужды крестить его.
Тогда Кристина поняла, что Зеленый Охотник не примет никакой другой платы, и все больше росла в ней уверенность, что обмануть его не удастся. Поэтому она сказала:
— Если кому-то очень хочется заработать, пусть будет рад тому, что ему могут дать, у нас же сейчас ни в одном доме не найти некрещеного ребенка, он и в месячный срок не появится, а за это время деревья должны быть уже привезены к холму и посажены.
Тут Зеленый Человек промолвил елейным голосом:
— Я ведь не требую ребенка сразу же. Как только мне пообещают отдать первого родившегося ребенка до того, как его успеют окрестить, я будут доволен этим.