— Офицерами! — повторил граф. — Отворяй, посмотрю я, что это за воины и хорошо ли они на деревянных конях выглядывают.
Сторож не осмелился ослушаться приказания графа. Двери павильона открылись, и на их пороге появился Аракчеев и Клейнмихель.
Ход барабана был остановлен спустившимся вниз сторожем.
Не успели несчастные офицеры соскочить с коней, как граф грозно крикнул:
— Ни с места! Пустить ход!
Пол снова завертелся.
— Быстрей, быстрей, — командовал Алексей Андреевич.
Началась бешеная скачка четырех гвардейцев на деревянных лошадях.
Насладившись этой картиной, граф приказал остановить ход и, как мы видели, начал распекать молодых людей.
— Извольте отдать ваши шпаги… Клейнмихель… возьми… На гауптвахту… до решения государя…
Еле живые от страха ожидающей их участи офицеры повиновались.
Граф Алексей Андреевич повернулся к выходу и встретился лицом к лицу со стоявшим в дверях карусели под руку с дочерью Федором Николаевичем Хомутовым.
Добродушный и честный старик был возмущен строгостью графа и решил выступить защитником молодых людей, тем более, что Талечка жалобно прошептала ему на ухо: «Бедные!?»
Алексей Андреевич сталкивался с генералом ещё во время его службы и очень был памятлив на лица — он узнал его.
— А, ваше превосходительство, вы здесь тоже, чай, любовались подвигами представителей царевой гвардии! Это не то, что мы, армейцы… ничего не стоющие… это настоящие воины, защитники отечества.
Граф не любил гвардейцев, шаркунов, как он называл их, и с наслаждением каждый раз, при малейшем поводе, изливал на них свою желчь.
— Вы, вероятно, пошутили, ваше сиятельство, ведь они же совсем мальчики и совершили только детскую шалость, за что же подводить их под гнев государя. Простите их, ваше сиятельство! — прерывающимся от волнения голосом заговорил Хомутов.
Граф бросил было на него грозный взгляд своих тусклых глаз, но этот взгляд встретился с глядевшими на него с мольбой глазами Талечки.
— Дочь? — вопросительно прогнусил он, кланяясь Наталье Федоровне.
— Так точно, ваше сиятельство, дочь Наталья.
— Благодарите, господа, — обернулся граф к все ещё стоявшим на вытяжку безоружным офицерам, — этого армейского генерала-ветерана, ради него я прощаю вас. Клейнмихель, возврати шпаги.
Лица юношей просияли, и они, сделав фрунт перед Аракчеевым и Хомутовым, быстро выскользнули из павильона.
Алексей Андреевич снова обратился к Федору Николаевичу, глядя, впрочем, на его дочь.
— Замуж пора выдавать, вывозить надо, женихов к себе приглашать.
— Молода ещё, ваше сиятельство.
— Какой молода, в самой поре. Говорю, женихов приглашать надо, ваше превосходительство, и меня зовите, я тоже жених.
— Сочту за честь, ваше сиятельство.
— Вы на Васильевском?
— Точно так.
— Буду!
Они расстались.
По возвращении с прогулки Федор Николаевич передал своей жене о встрече и разговоре с графом Аракчеевым.
— Вот бы на самом деле жених Талечке, не чета Зарудину… — заговорила она.
— Полно пустяки болтать, — остановил её муж, — его сиятельство, конечно, только пошутил.
XXVIII
Слабость сильного
Но «его сиятельство» далеко не шутил.
Хорошенькое, блистающее невинностью личико, стройная, прекрасно сложенная фигура Натальи Федоровны не могла не произвести сильного впечатления на сорокалетнего сластолюбца. Среди женщин его общества он встретил впервые такой нежный, но роскошный цветок, остальные петербургские барышни того времени были какими-то тепличными растениями, казалось, преждевременно увядающими.
По обязанности беспристрастного бытописателя мы должны отметить довольно грустную черту в характере графа Алексея Андреевича Аракчеева — этого выдающегося деятеля двух царствований — он был до болезненности неравнодушен к женщинам. Всякое красивое, выразительное лицо женщины производило на него магическое действие. Значительная часть библиотеки этого государственного человека состояла из книг и сочинений далеко не целомудренного содержания. Он воплотил даже свою любовь к пикантности в особого рода постройке. Он построил у себя в усадьбе особый павильон и наполнил его соблазнительными картинами, которые закрывались зеркалами, отворявшимися посредством потайных механизмов. Павильон этот стоял уединенно на острове, окруженном прудами. Только самым избранным своим приятелям граф показывал внутренность устроенного им причудливого павильона, который в отсутствие его был совершенно недоступным. Алексей Андреевич не пренебрегал и покупками красивых крестьянок, чем-нибудь обративших на себя его внимание. Это, впрочем, было в нравах того времени и проделывалось большинством современных ему помещиков.