Это сущность письма, при котором препроводил я обратно к графу Аракчееву письма иногородних лиц, приветствовавших графа именами «избавителя и спасителя отечества». При первой встрече моей с графом Милорадовичем[147] после войны заграничной как-то зашла речь о графе Аракчееве, и я рассказал ему об этом случае. Милорадович с какою-то торопливостью вскричал:
— И вы это сделали с таким страшным человеком?
Я возразил:
— А что такое страшный человек?
Ответа не было.
Никогда граф Аракчеев не делал мне никакого добра. Никогда, однако же, не был для меня ни страшен, ни грозен. Напротив того, когда я написал в «Русском вестнике» в 1808 году «О необходимости колонновожатых, о лесных сельских засадах и о летучих отрядах»[148], он писал мне: «Сижу у камина, читаю «Русский вестник» и размышляю».
<…>
1825 года о графе Милорадовиче можно сказать Корнелиевым выражением: «В Риме не было уже Рима»[149]. <…> он облек себя личиною лести. Раболепствовал перед Аракчеевым[150], толкаясь иногда по получасу в его приемной. А когда графу Аракчееву докладывали о Милорадовиче, он говорил:
— Пусть подождет, он пришел выманивать денег.
И при появлении сильного графа Аракчеева граф Милорадович изгибался в три погибели. Далеко, далеко был он от того Милорадовича, который в Итальянскую войну[151], видя, что ряды наших войск отступают от напора неприятеля, схватил знамя и воскликнул:
— Солдаты! Посмотрите, как умрет ваш генерал!
Далеко был он 1825 года от Милорадовича 1799 года.
В. Р. Марченко[152]
Автобиографическая записка
В исходе 1809 года Государю … угодно было посетить Москву. Граф, отъезжая в Грузино, приказал мне быть туда, с генерал-майором Бухмейером, к 30 ноября.
Три дня проведены в Твери, у великой княгини Екатерины Павловны и супруга ее[153], и 6 декабря прибыли мы в Москву, где прожили неделю. Поездка в Москву осталась в памяти у меня <…> по двум случаям: частному и государственному.
Случай частый. У графа Аракчеева был адъютант г. А.[154] В борьбе с совершенною бедностию, пристал он ко мне, чтобы я упросил Аракчеева взять его в Москву. Решено было ехать: мне с генералом Бухмейером в кибитке, а А. с фельдъегерем на перекладной, и прибыть в Грузино утром 30 ноября (храмовый праздник у крестьян)[155]. Мы выехали из Петербурга вечером, но лошади пристали у нас на половине дороги, и должно было поворотить в Софию[156] для перемены лошадей. Здесь, поправляя под собою сено в кибитке, заметил я, что пьяный камердинер Аракчеева забыл в кабинете трубку с картами, необходимыми по случаю бывшей тогда Турецкой войны[157]. Хотели послать за нею фельдъегеря с камердинером, но А. умолил дать ему эту комиссию, уверяя, что ему крайне нужно поговорить с отцом и что он догонит нас ночью. На рассвете приехали мы в Чудово[158]; ждали часа два и решились уже ехать с повинною, чтобы поспеть в Грузино к обедне, как является сахар наш в виде мумии, но с трубкою. До обеда прошло время в Грузине неприметно, в разговорах между съехавшимися гостями, которых было человек 20; но за обедом едва проглотил г. А. ложку супу, как упал со стула и одеревенел до такой степени, что ни растиранье, ни кувшины с горячей водой, ни зеркало, на лицо положенное, не обнаруживали в нем жизни. Хотя измученный вид его по приезде в Чудово и остаток во фляжке сладкой водки показывали цель поездки его в Петербург, тем не менее каково было мое положение? Решено после ужина ехать в Москву, и покойника, оставленного в нижнем этаже при одной свечке, отвезти ночью в Петербург.
В тишине, в задумчивости, отпили чай; но часов в 8 вечера входит в гостиную верхнего этажа кавалергардский офицер, и все удивились, узнав в нем г. А. Он ничего не помнил и уверял, что спал после обеда; когда же советовали ему возвратиться в Петербург, то заплакал, и это убедило графа Аракчеева взять его в Москву, где и положено начало женитьбы его, впоследствии совершившейся.
147
148
Возможно, речь идет о цикле статей Глинки «Замечания о военном искусстве»: «О штыках», «О стрелках», «О крепостях», «О повиновении военнослужащих» (РВ. 1808. № 10. С. 19–38; № 11. С. 318–325).
149
Отсылка к первой половине знаменитой реплики, которую произносит заглавный герой трагедии французского драматурга Пьера Корнеля «Серторий» (1662): «Rome n'est plus dans Rome, elle est toute ou je suis» (действ. Ill, явл. 1). В целом же этот стих имеет совершенно иной по сравнению с цитацией Глинки смысл; слова «Не в Риме Рим сейчас, а только здесь, где я» (пер. Ю. Корнеева) Корнель вкладывает в уста благородного и готового пожертвовать собой ради отечества персонажа.
150
Ср.: «Так, например, кто бы подумал — грустно сказать — даже рыцарь благородства, прямодушный, независимый, бесстрашный граф М. А. Милорадович ухаживал за любимцем Александра I, как за дамой! Я сам видел, как в храмовый праздник Преображенского полка он расчищал ему дорогу от его дома на Литейной до церкви Спаса Преображения!»
152
Марченко Василий Романович (1782–1840) начал службу в 1-м департаменте Могилевского верхнего земского суда, коллежский регистратор (1794); с 1803 г. столоначальник в Департаменте военного министра, с 1806 г. — экспедитор. С июля 1810 г. статский советник, томский гражданский губернатор; по этому поводу писал А.: «В новом звании и чине первейшим и священнейшим долгом чту принесть вам, сиятельнейший граф, яко истинному благодетелю моему нелицемерную благодарность за ходатайство ваше и милостивое расположение. Время — барометр сердец человеческих — на опыте покажет чувства мои и преданность. Я не умею льстить, и язык и перо мои слабы излить то, что чувствую, но почитаю ваше сиятельство и быть благодарным весь век мой — вот единственное правило мое»
153
154
Скорее всего, имеется в виду Петр Иванович Апраксин (1784–1852) — граф; юнкер гвардейского артиллерийского батальона (1800), поручик Кавалергардского полка (1804), штаб-ротмистр (1807); с 1808 г. адъютант А., с 1811 г. — петербургский полицеймейстер и подполковник; в отставке с чином генерал-майора с 1817 г. Впоследствии владимирский гражданский губернатор (1821–1827), в 1833–1841 гг. начальник Казанского жандармского округа. Ниже речь идет о его отце — графе Иване Александровиче Апраксине (ум. 1818); упоминаемая женитьба П. И. Апраксина (на Елизавете Андреевне Кузьминой-Караваевой) состоялась не позднее начала 1811 г.
158