– Глядите, – сказала Мериам и указала на мумифицированный труп, прислоненный к вертикальной балке. Зубы трупа были обнажены, но мало походили на улыбку. Губы отсутствовали, вместо глаз на лице – пыльные ямы. Плоть на костях давно иссохла и стала похожа на папирус.
– Ноема, – прошептал Адам.
Жена Ноя. Имя само всплыло в памяти и слетело с губ. Наверное, того, кто построил этот корабль, никогда не звали Ноем, а его жену никогда не звали Ноемой, но какое это теперь имеет значение?
– Быть того не может, – пробормотала Мериам, завороженно озираясь. – Ни один потоп не поднимется на такую высоту. Но даже если и поднимался… не мог же Ковчег так хорошо сохраниться?
– Сейчас ты стоишь внутри его, – напомнил Адам.
Аргументы Мериам были разумны, и с ними сложно было спорить. Но все же они находились здесь, и это не сон. Корабль не являлся доказательством библейской истории в том виде, в каком она была записана, но он доказывал, что Потоп действительно произошел, и был Ной – как бы его ни звали. Поскольку настоящие имена не известны, то почему бы не звать его Ноем? А мумифицированное тело пусть будет Ноемой.
– А это еще что такое? – раздался голос Мериам.
Адам отвел камеру от трупа, нашел в видоискатель Мериам и, проследив за ее взглядом, перевел объектив на освещенный фонарем участок пола, на котором валялись какие-то блестящие черные камни.
– Вулканические? – спросил он.
Хакан вошел в кадр. Затем нахмурился, опустился на колени и подобрал один из камней.
– Арарат – это, конечно, вулкан, но… никаких извержений здесь не было уже лет двести.
Мериам шарила по полу лучом фонарика.
– Камушки лежат здесь дольше, чем двести лет.
– Это не вулканическая порода, – сказал Фейиз откуда-то из тени.
Мериам подняла фонарик и посветила в его сторону. Адам пошел туда с камерой и увидел, что фонарик Фейиза лежит на полу, и его свет направлен на кучу пыльных черных камней, а сам он стоит рядом. Тройной свет – от фонарей Мериам, Хакана и светильника камеры – одновременно упал на него, и на стене заплясали жутковатые тени. Молодой бородатый проводник будто вытянулся до двухметрового роста – словно превратился из человека в собственный портрет, возникший в воздухе перед ним.
– Это окаменевшая смола, – договорил Фейиз.
На полу перед ним лежал огромный предмет, сделанный из той же окаменевшей черной смолы, который Адам поначалу принял за обелиск. Но, возможно, это был некий алтарь. Увидев, что Фейиз отламывает от него кусок, Адам подошел поближе и взял крупный план.
– Что это? – спросил Хакан. – Какой-то ящик?
Адам проскользнул за спиной Фейиза. Теперь, когда весь «обелиск» был освещен, он увидел, что задняя его сторона отколота, а под смолой скрывался совсем другой предмет – большой прямоугольный ящик из темного тяжелого дерева. Крышка его была запечатана той же смолой, но когда Фейиз провел пальцами вдоль шва, Адам, приблизив зум камеры, увидел, что герметичность крышки нарушена. Выломанные из шва куски смолы валялись рядом на полу.
Адам приблизил еще, и камера зафиксировала странные отметины, выцарапанные на черной поверхности – как на внешнем кожухе, так и на шве уплотнения.
– Какой-то саркофаг, – сказала Мериам.
– Египетский? – спросил Адам.
Она посмотрела на него с досадой.
– Откуда мне знать?
– Саркофаги делали египтяне.
– Мы уже поняли, что среди нас нет археологов, – сказала Мериам. – Я просто предположила, что это может быть гроб.
– Гробница, – тихо поправил Хакан.
– Значит, не египетский? – не унимался Адам.
Его захлестывала радость открытия. Теперь все для них изменится. Будущее начнется с этого момента!
Но Мериам перестала улыбаться. Она резко побледнела, все лицо ее покрылось по́том. Затем сквозь бледность проступила странная желтизна.
Стоявший у могилы Фейиз вдруг скорчился, пробормотал что-то на родном языке и рухнул вбок, неподвижно застыв. Хакан выкрикнул его имя, оттолкнул Мериам в сторону и метнулся к племяннику. Адам попытался ее подхватить, но не успел. Мериам упала на колени, и ее опять вырвало. Мгновение спустя она обхватила голову обеими руками и дико заорала, что череп ее раскалывается.
Камера продолжала снимать.