– Мам Ань, спасибо, – пролепетал он, неожиданно назвав воспитательницу так, как раньше называл только в мыслях. Стушевался и завозился с одеялом, делая вид, что разглядывает необычную вышивку.
Анна Михайловна тихо откашлялась – наверное, запершило в горле, и заговорила, но голос чуть дрожал от сдерживаемых эмоций:
– Ты знаешь, тебя ведь нашли в центре города, кто-то оставил тебя на ступенях казино, совсем кроху, вот в этих одежках. Милиция тогда пыталась найти твоих родных, но… то были такие годы… А казино того уж нет, много лет как закрыли. Поди, и концов не сыскать, так что… Ладно, я пойду. – Воспитательница встала, ласково погладила Сашку по волосам. – Ты не показывай это никому, не говори, что я отдала тебе эти вещи, ладно? Не стоит. Лучше, если никто не узнает. Будет у нас одним секретом больше.
Сашка молча кивнул и только теперь решился снова посмотреть на маму Аню. Та подмигнула ему и поспешила к дверям.
– Анна Михална, спасибо! – крикнул он, когда она уже закрывала за собой дверь.
Сколько же вопросов роилось в голове! Компьютер пропел о победе его команды, но Сашка даже не дернулся посмотреть, сколько заработал опыта и серебра, какое место занял в рейтинге – до того ли! Вещи казались ему удивительными, будто вовсе не из этого века. Он и раньше знал, что родители оставили его почти сразу после рождения, но теперь силился представить себя, крошечного, одетого в это странное платье-распашонку. Не получалось. Отложил его и снова стал разглядывать деревянный кулон. Подумал и повесил его на шею, сунул под футболку. Взял одеяльце.
Комната вдруг поплыла перед глазами.
Сашка почувствовал, как внутри все скрутило, сдавило, будто невидимая сила пыталась вывернуть его наизнанку или перекроить по-своему: лишнее выбросить, нужное добавить. Хотелось закричать, но не было ни сил, ни воздуха, только чернота и боль. Стало совсем невыносимо, словно вот-вот сожжет изнутри. Мелькнула мысль, что больше он не вытерпит, и все неожиданно закончилось, и Сашке показалось, будто он упал с высоты.
Все тело болело. Ломило спину. Ноги и руки не слушались. Какое-то время он лежал, оглушенный, приходил в себя. Постепенно боль отступала, возвращались слух, зрение, другие чувства. Он начал ощущать прохладу и сырость, понял, что лежит на чем-то мягком и шуршащем, что вокруг приятно пахнет теплом, землей и жухлыми листьями. Наконец, Сашка решился открыть глаза, огляделся и резко сел, часто дыша и испуганно озираясь.
Он оказался на небольшой поляне, которую окружал густой лес. Очень странный, будто в морозном инее, но холода Сашка не чувствовал. Высоченные деревья путались серебристыми кронами, закрывали небо, едва пропускали солнце. Землю покрывали опавшие листья. Сашка поднял один – желтый, пожухлый, словно покрытый серебристым инеем, но теплый, бархатистый. Точно как его кулон. Под ногами лежало голубое одеяльце. А чуть поодаль виднелись остатки фундамента и стен, несколько полуразрушенных колонн – они почти затерялись в высоком зеленом кустарнике и сухой траве. Снова захотелось закричать, как во сне, чтобы проснуться, но не получалось – грудь сдавило страхом, да и в горле пересохло.
Что произошло? Где он? И как вообще здесь оказался?!
Напрягся, вспоминая последние минуты…
Кулон!
Лихорадочно завозился, сорвал шнурок с шеи, бросил на землю. Зажмурился, готовясь снова встретиться с болью.
Ничего не произошло.
Не скрутило, не дернуло, не поволокло.
Сашка открыл глаза и увидел все ту же поляну и лес. Красивый, полумрачный, молчаливый.
Всхлипнул от беспомощности и отчаяния.
Но ведь прошлый раз все произошло, когда он надел кулон!
Пошарил руками в листве, подобрал его и снова нацепил на шею. Приготовился…
И снова ничего.
Кулон оставался просто кулоном. Если в нем и была магия, то она иссякла. И Сашка беспомощно спрятал лицо в ладонях.