Дальше произошло непонятное. Девушка подарила Гдову эти свои странные трусы, непонятно как сумела взлететь к высокому потолку пещеры, где снесла два яйца, которые шлепнулись вниз и растеклись по суровому серому камню, как глазунья по чугунной черной сковородке.
Гдов снова зевнул. И внезапно ему вдруг стало стыдно и горько от дикой, ни к селу ни к городу мысли, а вдруг он жизнь свою прожил зря, вдруг жизнь эта не имела, не имеет, не будет никогда иметь никакого смысла, а просто прошла, вот и всё?
И он так разволновался, что не мог больше работать уже и в этот день.
1. Что означает странное слово «коемуждо»? Где еще в художественной литературе оно встречается?
2. Что означает слово «креативный»? Кто в Москве креативнее — Лужков или Церетели? Понимаю, что вопрос на день выхода этой книги уже окончательно устареет, но все-таки…
3. Уменьшилось ли в нынешние времена количество духовности на душу населения? Или эта величина остается неизменной на протяжении десятилетий и веков. Вообще, что такое духовность, о которой так много толкуют?
4. Имеет ли хоть какое-либо отношение к сексу и эротике описание синеглазой девушки и ее необычных трусов? Что могли бы символизировать, если понадобится, два яйца, снесенные этой девушкой? Чье творчество на самом деле составляет суть современного искусства?
5. Возможно ль в принципе такое, чтоб хоть чья-то жизнь была прожита не зря?
Глава XXIII
ПУТЕШЕСТВИЕ В СОЦИАЛИЗМ И ОБРАТНО
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно под названием «Что нас губит?», уделив здесь в художественной форме особое внимание вековым российским печалям. А именно: коррупции, воровству, пьянству, разбою, диктату чиновников, крепостному праву, нигилизму, рабству, владычеству Орды, большевиков, идиотов.
Вчера, в субботу, он навестил своего друга, писателя К., постоянно живущего неизвестно зачем в подмосковном поселке с непонятным названием Свобода (ударение на букву «а»). Оттуда писатель К. практически каждый божий день, но с переменным успехом добирался на московскую службу: ведь на чистое писательство нынче не проживешь, если ты настоящий писатель. Писатель К. один день недели ехал на службу час, другой — все три. В зависимости от дорожного трафика, наличия пробок и расположения ночных звезд.
А тут к нему Гдов явился и тоже с неясной целью, даже водки не выпили. Писатели ведь должны изучать жизнь, да? Вот они и решили погулять в окрестностях подмосковного поселка Свобода с целью изучения жизни и просто так, для здоровья.
На пути им попалось много интересного. Любо было видеть Гдову и писателю К. жилища новых русских за высокими заборами, увитыми колючей проволокой «Егоза». Ведь таковых роскошных вилл и особняков при советской власти не водилось даже у самых отъявленных коммунистов вроде члена Политбюро, министра культуры СССР Екатерины Фурцевой. Которая когда построила себе в Переделкине одноэтажный коттедж с хлипкими дорическими колоннами, то ее за это другие большевики обвинили тогда в партийной нескромности. Екатерина Алексеевна плакала.
А тут прямо тебе такие это, фу-ты ну-ты, каменные хоромы в несколько этажей! Да с гаражами на множество огромных лакированных машин, блещущих хромированными своими частями. С зимними садами, альпийскими горками величиной с отель «Ритц», газонами, как в Англии, где их растят сто лет. Писатели обратили внимание и на индивидуальный буржуйский пруд, спрятавшийся за кованой высокой решеткой в стиле модерн, явно выполненной талантливым современным кузнецом по специальному VIP-заказу. Над прудом склонилась, как на картине того Васнецова, который автор «Аленушки», плакучая ива.
Однако вскоре все это богатство дикого капитализма кончилось, и писатели весело зашагали по сырой узкой проселочной дороге вдоль дурно вспаханного поля, где им в нос тут же шибанул какой-то до боли родной запах.
— Говном, пожалуй, несет со свинофермы, — обнародовал свою гипотезу искушенный Гдов.
— Ошибаешься, се есть обыкновенная гниль с помойки, — солидно возразил ему не менее искушенный писатель К.
Унылый пейзаж неожиданного социализма окружал теперь друзей. Вот кучи промасленного тряпья, серые кости съеденных животных, битые бутылки и прочая нищая мерзость, столь характерная для урбанистического пейзажа мелких населенных пунктов канувшей эпохи. Здесь — огромная шина от находящегося неизвестно где колесного трактора. Тут — странное рассыпающееся сооружение из выбеленных временем досок. Вонь. Глина липнет на американские башмаки наших путешественников…