Формальности формальностями, а жизнь — жизнью. Начальника досмотровой партии Турмс сразу увлёк к себе в каюту, а сопровождавшие его вояки — субординация есть субординация — так и остались стоять на палубе, даже не пытаясь заглянуть в трюм. Мы даже не успели обменяться меж собой парой-тройкой историй о родном российском бюрократическом маразме, когда грозный и важный таможенный чинуша вышел обратно, не скрывая довольства. Судя по всему, связано оно было не с тем кошелём, которым он, дабы не утруждать себя, нагрузил своего помощника, а с другим, поменьше, который он припрятал в складках широкого пояса…
— Вот так тут все и выкручиваются! — сказал этруск, тоже явно не опечаленный, когда местная власть сошла на берег.
— И много ты ему дал «мимо кассы»? — ухмыльнулся я.
— Как обычно — половину того, что не попадёт в казну. И им хорошо, и нам.
— А не жирно ему половину?
— Так разве ж он только для себя? Своим воинам он даст по шекелю, помощнику два — это немного. Но ведь из остального он половину, а то и две трети отдаст начальнику порта. Не отдаст — уже через несколько дней его место займёт другой, «знающий службу». Зачем же ему терять такое хлебное место? Что-то ведь начальник оставит и ему, и это ведь не только с моего корабля. Взгляни, он уже на второй заходит. А за день он же не меньше десятка кораблей обойдёт — за него не беспокойся, ему тоже на безбедную жизнь хватит.
— А жирует, значит, начальник порта? Ведь не один же только этот вымогатель у него такой?
— Конечно не один. У него таких пять или семь, точно не знаю. Но и он ведь не всё себе оставляет. Назначает его на должность Совет Ста Четырёх, он же и сместить его может в любой момент. С теми, кто помог ему занять это место и помогает удержать его, надо ведь делиться? Не поделится — сам понимаешь. Желающих на такое место много…
— А официально власти как на это безобразие смотрят? Деньги ведь мимо казны проплывают немалые! Разве такое скроешь?
— Ну так мы же это делаем с умом! Свинца в слитках и железа в крицах у меня в трюме больше всего, но это самая дешёвая часть груза. Так её я не занижаю и за неё плачу честно, как положено. Не занижаю я и числа пассажиров вроде вас, которых можно легко пересчитать по головам. Это всё идёт в казну сполна. А вот с тем грузом, которого очень немного, но который особенно ценен — тут мы с портовой стражей уже «понимаем друг друга». Медь в слитках я занизил на треть, простую бронзу — наполовину, а драгоценную чёрную — вчетверо. И так же примерно делают все, только каждый со своим товаром. Те же египетское полотно и шёлк из Александрии, ты думаешь, целиком учитываются? Как бы не так! Самое большее — на треть или даже на четверть. И чем выше эти официальные пошлины, тем больше доля скрытого от казны наиболее ценного товара. Кто же в самом-то деле позволит себя грабить? Все, конечно, обо всём этом знают, но так, в общих чертах только, а в те детали, без знания которых этого безобразия не пресечь, посвящены только те, кто имеет с него хорошую прибавку к своему законному жалованью. Кто же станет резать курицу, несущую золотые яйца?
Вот в таком духе и просвещал меня Турмс, объясняя суть, старожилам давно известную, но не называя ни конкретных имён, ни конкретных денежных сумм, как раз и составляющих «коммерческую тайну». Что ж, мне чужих тайн и не нужно — и спится без них как-то спокойнее, и своих собственных как-то вполне хватает.
Наши слуги тем временем уже разобрались с нашими пожитками, и мы снова, взглянув на множество снующих по берегу карфагенян, призадумались, как бы нам тут не заблудиться в таком столпотворении. Но этот беспокоящий нас фактор наш наниматель, как оказалось, предусмотрел — нас в порту встречали.
— Досточтимый Фабриций, старший сын досточтимого Арунтия! — представил нам этрусский моряк молодого, роскошно одетого парня с вооружённой свитой, который прибыл в порт явно по наши души. — Добро пожаловать в Карфаген!
— Испанцы Тарквиниев! Ко мне! — рявкнул сын нашего нанимателя и взмахнул рукой, указывая пункт сбора. В отличие от отца, говорившего по-турдетански чисто, у его сына был изрядный акцент, но всё-таки языком он владел, и понимать его было нетрудно. Поданная команда в полной мере относилась и к нам. Ведь будучи нанятыми в Испании, служа с испанскими иберами и говоря на их языке, мы и сами считались теперь тоже как бы испанскими иберами. Правда, без определённой племенной принадлежности, но если уж на то пошло, то кто нам ближе всего? Турдетаны Бетики, конечно, с которыми мы как раз и кучкуемся, и если с этой колокольни рассуждать, то и мы в грубом приближении за турдетан сойдём. Ну, по крайней мере здесь, в Карфагене. Поэтому мы, распрощавшись с нашим навигатором Турмсом, дисциплинированно потопали по сходням.