Но Масинисса овладел Нумидией, а Сципион получил новые подкрепления с Сицилии, восстали ливийцы и заняли подчёркнуто нейтральную позицию подвластные Карфагену финикийские города. Ганнон Великий, извечный противник Баркидов в Совете Ста Четырёх, вёл уже переговоры о мире, когда подстрекаемая Баркидами чернь вдруг взбунтовалась и потребовала отзыва из Италии Ганнибала. Его высадка на африканском берегу у Лептиды окончательно вскружила воинственному дурачью их дурные головы, и перемирие было нарушено весьма нагло и бесцеремонно. А чего тут с ними считаться, с этими римлянами, когда на помощь городу прибыл сам великий и непобедимый Ганнибал, под его знамёна готово встать многочисленное городское ополчение, а по слоновникам удалось наскрести аж восемьдесят слонов — вдвое больше, чем было у Ганнибала в начале его италийского похода? То, что впервые взявшим в руки оружие ополченцам далеко до ветеранов Сципиона, а не так давно наловленные и собранные с частных слоновников хоботные — боевые лишь по названию, до горячих, но пустых голов как-то не доходило. Тех же, кто пытался их урезонить, кликуши тут же обвиняли в предательстве — со всеми вытекающими, в Карфагене особенно суровыми…
Сражение при Заме для понимающих ситуацию было актом отчаяния. Какой там повтор Канн! В лучшем случае можно было надеяться свести схватку вничью, и тогда появлялись неплохие шансы выторговать на переговорах более мягкие условия мира. Но горячившиеся на городских улицах и площадях ополченцы, завидев противника, сразу же перетрусили и лишили Ганнибала даже этого шанса. Вместо применения слонов по науке — против римской конницы, — ему пришлось растянуть их по всему фронту против пехоты с известным уже бесславным результатом, а без них и рассеять многочисленную конницу противника тоже не удалось. В результате, как и следовало ожидать, получились «Канны наоборот». Вырвался из римского окружения «Священный отряд» карфагенской «золотой молодёжи», пробился сам Ганнибал с конной свитой, прорвалось несколько отрядов его ветеранов, да прорубился сквозь нумидийцев Масиниссы отряд Арунтия, прочие же все легли под мечами легионеров.
Чудеса дипломатии и изворотливости пришлось ему потом проявить, спасая от выдачи римлянам примкнувших к нему этрусков-мятежников. Это только сам Арунтий, родившийся и выросший за пределами римских владений, а к началу войны имевший уже и карфагенское гражданство, воевал с Римом и его союзниками «по праву», и к нему у победителей претензий не было, а они, будучи формально союзниками Рима, а кое-кто и гражданами, считались изменниками и подлежали безусловной выдаче как перебежчики. Если выданный перебежчик был римским гражданином, его казнили, если италийским союзником — продавали в рабство. Немалого труда и немалых денег стоило договориться с римлянами о «заочном» суде над вывезенными из Италии этрусками и об их выкупе без выдачи — на взятки было роздано тогда едва ли меньше, чем уплачено потом официально за «рабов». В их числе были и Фуфлунс с Турмсом. Много ли удивительного в том, что у Арунтия нет недостатка в преданных ему людях? Пока Карфаген ныл, стонал и заливался слезами, собирая деньги на первые выплаты контрибуции Риму — при виде выведенного в море и подожжённого римлянами флота плакали куда меньше — наш «досточтимый», тоже знавший цену деньгам, но не делавший из них культа, закладывал основу своих будущих прибыльных дел. Гадес, вовремя переметнувшись под римский протекторат добровольно, разорительным поборам и конфискациям не подвергся, и своего имущества вне города Тарквинии не потеряли. И если карфагенское государство лишилось испанского серебра, то один скромный и неприметный карфагенский олигарх этрусского происхождения этого как-то не заметил, поскольку текущий к нему от отца серебряный ручеёк и не собирался иссякать. Не прекращались и поступления меди, а главное — драгоценной чёрной бронзы, в которой по-прежнему нуждались храмы как самого Карфагена, так и богатого Востока. Были у него тут и ещё какие-то особые дела, о которых просвещавшие меня рассказчики предпочитали таинственно помалкивать. Не будучи стеснённым в деньгах, Арунтий уже и свою торговую флотилию пополнил, и несколько загородных вилл по случаю прикупил, и людей подходящих нанял. В общем — к небесам не взмыл, из грязи в князи не вырвался, но приподнялся заметно. И останавливаться на достигнутом явно не собирался. Вот к такому человеку мы и угодили на службу…