Во второй раз непутёвая финикиянка оказалась одна, причём одета была… гм… ну, нельзя сказать, что не одета, но только в этом и заключался смысл такой одёжки. Если и уступала её ткань по прозрачности современной полиэтиленовой плёнке, то не слишком значительно. Явно из тех импортных аж индийских тканей, которые стоят баснословных по нашим простонародным меркам деньжищ и предназначены не столько скрывать то, что под ними, сколько демонстрировать. Шкура тигра, на которой она развалилась, тоже была явно из Индии и тоже, надо полагать, стоила достаточно, чтобы оправдать её перевозку и перепродажу через несколько рук. Учитывая, что просто так такие стервы обычно ничего не делают, на меня, видимо, замышлялось произвести впечатление не только роскошным женским телом, но и более традиционной роскошью. Почему-то абсолютное большинство баб свято убеждено, что эти дорогие шмотки делают их особенно неотразимыми. Больше всего меня забавляет этот приём в исполнении жирных коров далеко не свежего возраста, гы-гы! Но эта-то, надо уж отдать ей должное, весьма недурна и сама по себе и прекрасно знает об этом, чертовка.
— Жарко, — пояснила она мне свой наряд с милейшей непосредственностью. — Ты присаживайся, аркобаллистарий, ты ведь не любишь разлёживаться без достаточно веской на то причины, хи-хи!
Кушетка, явно освобождённая специально для того, чтобы как раз на неё меня и усадить, располагалась так, что с неё было достаточно удобно обозревать и заценивать все подробности просвечивающего сквозь тонкую ткань роскошного тела хозяйки. И ведь для какого-нибудь дикаря-галла зрелище, надо признать, было бы весьма убойным. Но откуда финикиянке было знать о том, в чём загорают на пляжах бабы нашего мира? Я раскрывать ей этот секрет не собирался и пошёл навстречу её пожеланию, послушно попялившись на её формы. Судя по достаточно резкой смене «декораций», затягивать с развитием интриги Мириам не планировала, да и в мои планы терять слишком много времени тоже как-то не входило. Пусть уж поскорее колется, чего ей от меня надо.
— Ларит спрашивала меня о тебе, — проворковала финикиянка завораживающим тоном. — Ты думал об одиночестве, которое её скоро ожидает?
— Разве это не её дело, досточтимая? Мне хватает и моей наложницы.
— А, этой рабыни? Да потерпит она, ничего с ней не сделается! А тут свободная и знатная женщина страдает!
— Уже прямо сейчас страдает? — хмыкнул я.
— Ну, пока ещё нет, хи-хи! Но скоро начнёт…
— Не так-то это просто при вашем образе жизни. Зачем мне лишние трудности?
— Да какие трудности? Я всё устрою!
— А зачем это тебе, досточтимая?
— Ну, не могу же я спокойно смотреть на страдания подруги. Я хочу, чтобы ей было хорошо. Думаю, что и тебе при этом плохо не будет, хи-хи! Разве она хоть в чём-то хуже твоей испанки? Эта дикарка ведь не спешит ублажить тебя, верно? Значит, и от неё не убудет, если ты скрасишь одиночество бедной Ларит! И разве тебе не лестно побывать на ложе у ТАКОЙ женщины? Любой из твоих друзей наверняка посчитал бы это за честь и за редкостное везение, а выпали они — тебе. Ты ведь её заинтересовал.
— Настолько, чтобы затаскивать меня на ложе?
— А почему бы и нет? Сама она, правда, пока ещё об этом не знает, но я-то ведь её знаю хорошо. Немножко вина, немножко конопляного дымка — и она сама всё поймёт и всего захочет! А она ведь — женщина страстная, и если уж решится — тебя ждёт с ней море наслаждения. А может быть, даже и с последствиями…
— Это с какими же ещё последствиями?
— Хи-хи! А какие последствия бывают у женщин от вас, мужчин? Если Астарте будет угодно, чтобы Ларит понесла от тебя — ты поможешь Фабрицию обзавестись сыном и наследником, который когда-нибудь станет главой Тарквиниев. Фабриций хочет сына, а наш отец и твой наниматель — внука, ну так помоги же им в этом, Максим!
— Думаю, что вряд ли они хотят ТАКОГО сына и внука.