Выбрать главу

Труднее всего было убедить Ганнибала проявить "несправедливость" к молодому, но отличившемуся и числящемуся на хорошем счету кавалерийскому сотнику. Но нашему нанимателю это удалось, и из кавалерии Бостар был переведён без повышения – таким же сотником – в тяжёлую ливийскую пехоту. Учитывая элитность линейной кавалерии в сравнении с пехотой, фактически это было понижение, которого он ничем не заслужил. И хотя потом Одноглазый "одумался" и продвинул на повышение командира спейры, заслуженного ветерана, а на освободившуюся спейру – полутысячу – поставил Бостара, повод для обиды всё-же оставался. Ведь это была та самая ливийская пехота, которую Ганнибал, дабы не разлагалась от безделья, задействовал на разбивке и обработке своих грандиозных оливковых плантаций. Солдаты, выполняющие работу рабов! И кем тогда должен считаться командир над такими солдатами? Надсмотрщиком, что ли? Вот уж удружил любимый кумир! Тем не менее, после тайной встречи и продолжительной беседы с Арунтием, отчаявшийся было молодой спейрарх непрестижной ливийской пехоты взял себя в руки и занялся своей спейрой, показав себя требовательным, но не заносчивым, а главное – заботливым и справедливым командиром. В результате его вскоре зауважали даже седовласые ветераны, прошедшие с Ганнибалом Италию, а это ведь уже что-то, да значит. А великий полководец вдруг снова "учудил" без видимых причин – его встреча и беседа с моим тестем осталась тайной для непосвящённых – и проговорился как-то раз о намерении переставить Бостара на другую спейру, дела в которой обстояли весьма неладно. Тут уж возмутился не только сам молодой спейрарх, но и большинство его солдат, которым вовсе не улыбалось лишаться хорошего командира и получать на свои шеи вместо него неизвестно ещё какого. Прошёл слух, что как раз того, с той самой полуразложившейся спейры, известного самодура. Ну и кого бы такая перспектива привела в восторг? Но Ганнибал, отказавшись от реализации высказанного было намерения, случившееся запомнил и при первом же удобном случае перебросил вполне боеспособную спейру – единственную из всех ливийских и одну из лучших – с нумидийской границы снова на свои плантации. Как самую ненадёжную, хоть об этом и не было сказано открыто. По всем армейским канонам это было уже неслыханным оскорблением, возмутившим даже преданных полководцу ветеранов. Пожелай Бостар восстать – вся спейра пошла бы за ним, и на привалах ему намекали на это более, чем прозрачно. Но спейрарх, сцепив зубы и играя желваками на скулах, стерпел эту заведомо несправедливую обиду, и солдаты не взбунтовались уже лишь из одного только уважения к нему. Ганнибала, впрочем, уважали по-прежнему, но вот понимать как-то уже затруднялись. Да и в других ливийских спейрах шушукались у бивачных костров, что не дело затеял Одноглазый. Не доверяешь человеку – снимай с должности или вообще выгоняй взашей в отставку, как вышестоящий начальник имеешь право, а вот так – незаслуженно обидеть, но оставить на спейре – так не делается. Что за помрачение ума нашло на их великого полководца?

Вот в этой-то ситуации – как раз незадолго до прибытия Гасдрубала Козлёнка и римских послов – к Бостару и прибыл доверенный раб почтеннейшего Адонибала с письмом, в котором отец, перечислив сыну все перенесённые им несправедливости, предложил ему одуматься и примириться с семьёй. Какие обстоятельства сподвигли весьма неглупого, но гордого олигарха и главу клана первым протянуть руку мятежному сыну, мог бы, скорее всего, подробно и обстоятельно рассказать наш наниматель, но он лишь загадочно улыбался и молчал как рыба об лёд. При этом никто не требовал от хилиарха ни вооружённого выступления против ненавистного проримским олигархам тирана, ни даже скандального ухода из его армии, даже тихого и пристойного ухода никто не требовал. Предлагалось только "одуматься и примириться" лично – типа, прекратить маленькую семейную ссору. Ну и какие у Бостара могли быть причины для отказа?