— Тордул с ним будет? — наш самый первый командир, под рукой которого мы начинали свою службу у Тарквиниев рядовыми стрелками-арбалетчиками за шекель в день, оставил о себе наилучшие впечатления, и вояка он опытнейший, матёрый волчара, едва ли хуже ганнибаловских ветеранов, которые у нас с некоторых пор весьма ценятся.
— Будет, но не с ним, — хитро ухмыльнулось начальство, — На него у нас особые планы, — сказано это было столь таинственным тоном, что мне стала очевидна вся бесполезность дальнейших расспросов. Не то, чтоб Тарквинии так уж любили держать своих людей в неведении, на фоне которого ярче видна осведомлённость начальства, не их это стиль, хвала богам, но вот эффектные сюрпризы преподносить они любят. И похоже на то, что мне как раз такого рода сюрприз и приготовлен. Очень похоже, что встретимся мы с бывшим командиром в предстоящих переделках, и поработать нам с ним наверняка предстоит плотно и плодотворно, как и встарь…
— Пока лузитаны будут разведывать обстановку и обходить нас дальше, пока пополнение от своих северных соплеменников и от веттонов примут, пока разберутся и договорятся меж собой, кто у них главным будет — это ещё пара недель пройдёт, — вещал прописные истины Миликон.
Лузитаны — они такие. Соподчинение между их вождями если и существует, то больше в теории, чем на реальной практике. Даже если и подчиняется один другому, то весьма своеобразно, творя всё, что собственной левой ноге захотелось. Ну, я утрирую, конечно — и с другими вождями, и с собственными людьми им при этом считаться приходится. Всякое новое решение у них новых согласований и договорённостей требует, и как они ухитряются при этом вообще хоть какие-то совместные действия предпринимать — одним богам, наверное, известно. Вириат ихний как раз на этом прежде всего и погорит. Точнее — погорел бы, если бы мы предоставили Лузитанию её реальной исторической судьбе. Ведь как в реальной истории было? Только он римлян расколошматит, только мирные переговоры с ними проведёт, только о мире договорится — так его башибузуки тут же буянить почнут, новых набегов, побед и добычи требуя. Не на самих римлян, так на союзников ихних, под римской защитой находящихся. А откажешь им, так они самовольно набег устроят, и хрен ли это тогда за мир? Римляне таких вещей не понимают, с ними если заключил договор — изволь соблюдать, и не гребёт, способен ли ты его соблюсти. Если неспособен — нахрена тогда договаривался и обещал? Считаются эти люди твоими — изволь отвечать за их самодеятельность, раз в узде их держать не умеешь. Вот и нарушаеться будет мир всякий раз с лузитанской стороны, иной раз и против воли Вириата, а в ответе — он. Договор о дружбе и союзе с ним заключили? Царём лузитанским признали? Ну так и чего тогда за хрень происходит, спрашивается? А он — реально не может 'подданных' своих обуздать, даже если бы и захотел! Царь у лузитан — одно название! Вот из-за этой полной недоговороспособности лузитанских вождей и завоёвывали римляне их страну в реальной истории — саму по себе и на хрен им не нужную, но уж очень беспокойную и доставляющую постоянную головную боль. Сколько ж терпеть-то это безобразие можно? Сама же эта нищая Лузитания, даже уже замирённая, и при Цезаре будет давать сущий мизер по сравнению с богатой Бетикой, а проблем с ней будет во много раз больше. Драконовские меры придётся принимать Ликуту для наведения порядка в своём будущем царстве! Нам в нашей части страны — тем более…
— Гонца к Назике я отправлю сразу же, как только конии сожгут наши ложные деревни, — продолжал верховный, — И о нашей мобилизации уведомить, и санкцию на ответные действия попросить. Естественно, валить мы всё будем на лузитан. Поскольку об их обходе мы официально ничего не знаем, предупредить пропретора явно о готовящемся вторжении мы не можем. Можем только высказать свои опасения, а уж как он к ним отнесётся — от нас никак не зависит. В любом случае он не сможет поднять свою армию и выступить в поход сразу же. Будем исходить из худшего — лузитаны вторгаются в долину Бетиса в районе Кордубы, и Назика только через несколько дней после этого получает донесение с гонцом от своего префекта. Ещё несколько дней ему понадобятся на сборы, так что даже при самых благоприятных обстоятельствах он не снимется с лагеря раньше, чем через неделю после вторжения…
— Полторы, не меньше, — прокомментировал вполголоса Фабриций, — И это при том, что узнает о вторжении в тот же день — Ремд пошлёт к нему донесение с почтовым голубем. И сам Назика давно уж ждёт сменщика, и солдаты его на зимних квартирах расслабились и ждут смены командования, а все римляне и латиняне — и отправки домой, и союзников окрестных быстро собрать — дело нелёгкое.
Собственно, на этом и строятся все рассчёты лузитанских бандитов. Год у римлян с мартовских календ начинается, а в должность вновь избранные консулы и преторы вступают в мартовские иды, то бишь ближе к середине марта. Да только закавыка в том, что календарь у римлян — ублюдочнее некуда. Я уже высказывался, кажется, по поводу календаря этрусков? Так у римлян как раз он и был, да ещё и нахреновертили они с ним от себя так, что хоть стой, хоть падай. Там раз в два года добавочный месяц вставлялся, чтоб к астрономическому соответствию год вернуть, но в аккурат во Вторую Пуническую они на эти поправки хрен забили, да так к ним пока и не вернулись. Год их календарный без этих поправок уже месяца на три вперёд убежал, если не на все четыре. Реально на дворе то ли самый конец февраля, то ли самое начало марта, а по римскому календарю уже лето. Уже добрая четверть года, как срок преторских полномочий Сципиона Назики истёк, и он уже пропретором числится, пока новый претор не прибыл. А новый уж четверть года, как избран, провинцию по жребию получил и в должность официально вступил, но Средиземному морю насрать на римский календарь, оно штормит не по нему, а по реальному сезонному, по которому весна ещё только начинается. Это мы на транспортной гауле прибыли, которой те шторма не столь страшны, а у Марка Фульвия Нобилиора армия и военный флот — гребной, маломореходный, который только по спокойному морю и можно безопасно провести. В лучшем случае он только к отплытию готовится. И тут масса факторов имеет значение.
Во-первых, Нобилиор — не из сципионовской группировки. Род старинный, влиятельный, но плебейский, с патрициями Корнелиями не в ладах, хоть и не примыкающий прямо к катоновской группировке. Тем не менее, приятного тут мало. Новая метла ведь, как говорится, по новому метёт. А мести он два года будет — как раз с него по Титу Ливию начнётся привычка римского сената продлевать испанским наместникам их империум на второй год. Облегчать жизнь представителю соперничающего клана Сципиону Назике нет ни малейшего резона, и это не добавит ему служебного рвения в преддверии передачи полномочий.
Во-вторых, новый претор набрал новую армию, а старую ему предписано отпустить в Италию на дембель, и солдаты Назики об этом, конечно, давно уж в курсе. А им ведь нелегко в то лето пришлось. Хоть и спокойно было в Дальней Испании, да в Ближней неладно было. Катон ведь Сексту Дигитию крупно подосрал. Имея под рукой помимо двух консульских легионов ещё и третий — преторский своего помощника, он заварил крутую кашу, унизив и оскорбив подвластных иберов срытием городских стен и разоружением, да ещё и развязав войну с кельтиберами. Имея три легиона, побеждать было не столь уж трудно, вот он и победил, добычу захватил, триумф справил, а расхлёбывать кому всё то, что он в Испании натворил? Сменщику, Сексту Дигитию, обыкновенному претору с одним преторским легионом! А ведь в провинции восстали все племена, обиженные перед тем Катоном! Тут бы нововведеия эти долбодятловские все на хрен поотменять, да старый порядок восстановить, и наверняка договорились бы миром. Но сенат в Риме постановил все решения Катона в Испании в силе оставить, и разве может претор ослушаться воли сената? Пришлось воевать, отстаивая этот катоновский маразм. Вроде бы, и не было крупных сражений, но и в мелких стычках Дигитий потерял добрую половину своих солдат. Вот и пришлось Сципиону Назике выступить со своей армией на помощь коллеге в долину Ибера. То ли сам он оказался способнее, то ли солдаты ему достались дисциплинированнее, то ли само его имя роль сыграло, но действовал он не в пример успешнее коллеги. Пять десятков восставших городов сдались ему, не доводя дело до штурма! Но сражаться пришлось и ему, и его солдаты тоже гибли в боях и выматывались на марше. Победили, закончили войну, вернулись на зимние квартиры, на носу прибытие смены и долгожданный дембель, и тут — снова воевать?!