— Ты привык к более лёгкому маленькому щиту, — определил он, отдышавшись.
— Ты прав, почтенный. Я служил в лёгкой пехоте.
— Тогда понятно. Но кто тебя учил принимать удар на меч? Будь это настоящий бой — ты бы испортил его.
— Зато остался бы жив и подобрал бы после боя неиспорченный. А много ли толку от неиспорченного меча мёртвому?
— Тоже верно! — усмехнулся римлянин, — Но ведь ты испортил бы при этом и мой, и тебе пришлось бы выбирать из двух испорченных мечей.
— Жизнь дороже, — возразил я, — Да и велик ли вред от небольших зазубрин у самой рукояти? Зачем их стачивать? Рубим-то мы той половиной, что у острия, — рассказывать ему о средневековых мечах, у которых «сильная» часть вообще не затачивается, я не собирался. Показывать свой — тем более. У меня и для Бената-то запасного меча пока нет, не хватало только ещё и этому зависть разжигать! Дарить ему свой я уж точно не стану!
К счастью, обошлось. «Уев» меня моей «неправильной» манерой боя, он вернул себе утраченный проигрышем кураж и в тонкости совать нос не стал. По его просьбе мы, включая и успевшего вернуться Хренио, присоединились к его людям, дабы показать ему окрестности. Вид нашего «лимеса» Гнея Марция озадачил:
— А почему на этом берегу? Разве тот берег не наш?
— Наш, но там труднее обороняться и держаться до подхода подмоги. Зачем нам лишние потери?
— Мне кажется, этим лузитанских разбойников и здесь не сдержать.
— Эта линия задержит их и даст нам время подготовить им встречу. В неудачном для нас случае — задержит их на обратном пути, и погоне будет легче нагнать их.
— Ну, если только так… Хотя — для начала неплохо. Я ожидал худшего. Довелось опробовать в деле?
— Не здесь — немного дальше, — я указал ему направление выше по реке, и мы поехали туда.
— У вас уже и форт есть? — изумился римлянин, увидев вдали первый из наших опорных пунктов.
— Этот и ещё парочка, почтенный, — я имел в виду уже готовые и функционирующие, не касаясь ещё доброго десятка строящихся или намеченных к постройке.
— Неплохо! А где было нападение?
— Не доезжая до него. Вон, где люди чинят вал.
— Одно было нападение?
— Три мелких и одно посерьёзнее, — о том, что к этому последнему нападению мы были готовы заблаговременно, поскольку были предупреждены Ликутом, я дипломатично умолчал. Зачем римлянам знать о наших непростых и неоднозначных взаимоотношениях с НЕКОТОРЫМИ лузитанами, о которых и из своих-то знают лишь единицы?
— И каковы результаты?
— Да вон они — висят на деревьях, — я указал на ту сторону реки, где на опушке леса успело ощутимо прибавиться повешенных «высоко и коротко» бандитов.
— Надо было распять их на крестах, как принято у нас. Иначе непонятно, кто они такие и кем казнены. Я слыхал, что и лузитаны тоже удавливают своих преступников подобным образом.
— Они — у себя, мы — у себя, — возразил я, — Кто ещё мог повесить разбойников на турдетанской территории кроме самих турдетан? Всё, как положено по закону!
— Варварский закон! Ладно, вас оправдывает то, что НАСТОЯЩИХ законов — наших, римских — вам изучать некогда, и они могут и обождать, а пока вы не обучены им — судите и казните, как умеете, — не стал спорить проквестор, по которому и так было видно, что брюзжит он лишь для порядка, а на самом деле вполне доволен.
Ещё довольнее он оказался, когда мы подъехали обратно к строящемуся городу Миликона, и он заценил укрепления:
— Неплохо! Для начала — совсем неплохо! Без осадных машин я бы даже подступать не стал. А откуда у лузитанских дикарей возьмутся осадные машины? Да, когда Миликон закончит строительство — здесь можно будет удержаться даже при ОЧЕНЬ серьёзном набеге. Неплохо! Я слыхал, что Миликон решил дать городу новое название? Что ж, он восстанавливает его из руин, можно сказать — строит заново, так что имеет на это полное право. Как его назвали?
— Дахау, почтенный! — бодро и с самым серьёзным видом доложил начальник привратного караула, отчего мы прыснули в кулаки.
— А что смешного? — не понял Гней Марций.
— Ну, вообще-то мы так называем тот лагерь, в котором ты уже побывал, — пояснил я ему.