— Давайте сюда, — обрадовался Рифуз. — Сейчас хозяйка все принесет. Садитесь!
Хозяин засуетился, придвинул лавку, смахнул со стола крошки. Из таинственных недр трактира появилась хозяйка, принесла булочки, овощи, открыла котлы, и вскоре стол перед друзьями ломился от простой, но сытной еды.
— В Лингере один свар тоже держал трактир, — пробубнил с набитым ртом Дан. — Я был там два или три раза с отцом. Нет ничего вкуснее кусочков мяса по-сварски. Их заворачивают в листья особой травы, обмазывают глиной, закапывают в землю и разжигают на этом месте костер. Когда костер прогорает, глину выкапывают, разбивают, потому что она спекается как камень, и достают оттуда тушеное мясо. Я бы сгрыз его вместе с глиной!
— Белу не едят мяса, — заметил Лукус. — Но именно так они готовят рыбу. Эта трава называется ночной белокрыльник. У нее большие мясистые листья. Их можно добавлять и в другие блюда.
— Почему ночной? — заинтересовался Саш, словно вспомнив о чем-то.
— Он цветет по ночам, — объяснил Лукус. — У белокрыльника белые цветы, которые однажды превращаются в пух и разлетаются по ночам от легкого дуновения ветра.
— Саш, — спросил Хейграст. — Почему ты положил меч на стол?
Дан повернул голову и увидел, что Саш выложил на угол стола свой меч. Более всего теперь его ножны напоминали заплесневевший длинный сварский хлеб.
— Оглянись, — посоветовал Саш Хейграсту. — Посмотри на этих двух мужчин. Или на трех стражников у входа. У всех оружие лежит на столе. Наверное, для этого есть основания.
— Не хочешь ли ты сказать, что это поможет тебе защититься от врага? — нахмурился Хейграст.
— Я вижу, тебя что-то огорчает, — вздохнул Саш. — Говори напрямую, я объясню все, что смогу.
— Меня интересуют две вещи, — сказал Хейграст. — Каким образом собака сумела оборвать толстый канат, и почему кьерды не расстреляли нас в упор на мосту. Если это твоя заслуга, выходит что ты колдун. Я понимаю, получается, что все мы обязаны тебе жизнью, но я не люблю сюрпризов. Я должен знать, что происходит!
— О каком канате вы говорите? — не понял Дан.
Нари перевел взгляд на мальчишку, кисло улыбнулся и попросил Лукуса:
— Белу, расскажи парню, что случилось в лагере кьердов. У тебя хорошие глаза, ты видел лучше меня.
Лукус перестал есть, положил на стол румяную сварскую булочку, потер лоб:
— Говорить особенно нечего. Все произошло слишком быстро. Ты видел, Дан, что между погонщиком пса и кьердом должна была произойти схватка до унижения. Она началась, едва я поднялся на холм. Только продолжалась недолго. Кьерд оказался чертовски ловок. Он ухватил храмовника за шею и сжал так, что здоровяк завизжал как кабан, попавший в ловчую яму. Проще говоря, Бланг стал просить пощады. Кьерд отпустил его, напоследок пнув ногой в известное место. Потом под торжествующие крики соплеменников отправился к столбам и отметил свою победу, отрубив голову последнему живому пленнику.
Дан замер, перестав есть.
— Ты сказал «последнему живому пленнику»? — тихо спросил Саш.
— Да, я так думал, — подтвердил Лукус. — Ведь Ник сказал, что девушка мертва!
— Значит, ошибся Ник?
— Выходит, что так! — повысил голос Хейграст.
— А потом? — Дан с трудом проглотил комок. — Что было дальше?
— Дальше? — белу вздохнул. — Кьерд поднял отрубленную голову за волосы, потряс, показывая стражам моста, и бросил в пса.
— И… что?
— Кьерды не любят собак, — развел руками белу. — Более того, обозвать кьерда собакой — самое сильное оскорбление. А тут пес, который невольно внушает уважение своим видом, а значит, вдвойне возбуждает ненависть. Кьерд издевался над ним. И пес это чувствовал. Может быть, собаке еще не нравилось то, что кьерды учиняли с пленниками. Пес начал рычать, когда кьерд еще только пошел к столбу. Он хрипел, пытаясь добраться до негодяя. Веревка натянулась как струна! Но ее не разорвали бы и три таких пса! Она была толщиной с руку нари! Свары опускают на таких веревках якоря со своих кораблей. Но она лопнула! Это сделал Саш. Я видел. Он был в сильном напряжении, сосредоточен. Что-то шептал, а когда веревка лопнула, потерял сознание. Хейграст вынес его на руках.
— А что… пес? — спросил Дан.
— Пес бросился на кьерда и перекусил ему хребет, — продолжил Лукус. — Тут и начался бой. Кьерды ринулись на хозяина пса, серые вынуждены были вступиться. Пес растерялся. Ему пришлось выбирать, убивать кьердов или попытаться улизнуть от хозяина. Он встал рядом с серыми, прикрывая им спины. Причем не пытался убивать! Защищал Бланга. Мы решили, что это наилучший момент для прорыва. Дальше ты все видел, Дан. Потом Хейграст решил спасти девушку.
— Нет, — мотнул головой нари. — Я помнил, что сказал Ник. Я решил снять ее тело, надеясь, дерри поймут, что мы не враги. Но когда я подбежал к столбу, она застонала!
Дан взглянул на Саша. Тот сидел полузакрыв глаза и, казалось, готовился к чему-то.
— На мосту, когда лошадь Лукуса упала, я оглянулся и увидел, что сразу несколько лучников выстрелили нам в спины. Но ни одна стрела не долетела! Они завязли в воздухе и упали на мост!
Саш молчал.
— Ты можешь объяснить это?! — воскликнул Хейграст.
Саш открыл глаза.
— Хейграст. Почему на входе в Эйд-Мер так интересуются возможностью исполнения каких-то магических обрядов и вообще магами и колдунами? Чего боится магистрат?
— Колдун может больше, чем простой элбан, — объяснил нари. — К тому же ходит поверье, будто Дару лигу лет назад погубило колдовство. Маг способен прийти в лавку, купить товар и расплатиться глиняными черепками, а купец будет уверен, что ему заплатили полновесным золотом!
— Это серьезный довод! — согласился Саш. — Но почему бы тогда не закрыть проход в город и для обычных элбанов? Любой из них может подойти со спины и перерезать горло стражнику, убить ребенка, утащить с лотка булочника румяный хлеб! Колдун пугает вас тем, что его сила непонятна. Но не все, что непонятно — зло. Почти всю Дару отряд вел призрак, а это уж куда более непонятно, чем обычный колдун. Который, кстати, этого призрака и послал. Да, Хейграст. Я оборвал веревку и остановил стрелы. Колдун ли я? Скорее всего, нет. Я не знаю ни одного заклинания. Я не знаю свойств трав и минералов. Я никогда не учился колдовству. Но между тем человеком, который пришел две недели назад в твой дом, и тем, который очнулся вчера на равнине Дары, не только две недели бессознательного путешествия. Между ними еще и многомесячный сон, который для меня ничем не отличался от реальности. И в этой реальности я лиги раз вставал перед возможностью погибнуть и не всегда избегал гибели. Ты прожил больше меня, нари, и испытал больше, но я не пожелал бы тебе почувствовать, как сталь перерубает хребет, и земля летит навстречу, хотя ты продолжаешь стоять!
Саш взял со стола кружку, сделал несколько глотков, нервным движением тонких пальцев провел по собственному горлу, словно смахивал паутину прошедшей боли.
— Я чему-то научился в этом сне, — продолжил он вполголоса. — Правда, я не думал, что способность остановить стрелу окажется действенной наяву. К счастью, желание спасти друзей — достаточно сильный стимул. Но я не уверен, что это может получиться в тот момент, когда захочу. Поэтому положил меч на край стола. Я еще очень слаб, но в нем уверен больше, чем в своих колдовских способностях. Меня пугает тело, которое ты снял со столба. В нем скрывается не огонек жизни, а дыхание смерти!
— А веревка, — подал голос Дан. — А как же веревка?
— Веревка? — Саш моргнул, словно очнувшись. — Веревка. Все как-то нелепо. Будь я настоящим колдуном, перерезал бы ее на расстоянии или развязал затейливый узел, а я не нашел ничего лучшего, как состарить ее возле ошейника. Так, чтобы она разорвалась от ветхости.
— Как это — состарить? — не понял Лукус.
— Каждый предмет имеет собственное время, — ответил Саш. — Его можно ускорить или замедлить. Твоя булочка достаточно свежа?
— Она еще теплая! — усмехнулся Лукус. — Только что из печи. Что ты хочешь с ней сделать?
— Это просто, — объяснил Саш. — Веревка отняла у меня много сил. Я едва выдержал. Наверное, я состарил ее не менее чем на варм лет. А для этой булочки достаточно нескольких дней. Смотри.