Выбрать главу

Лавровский не только слушал ее, но читал ее мысли, ее далеко идущие мысли…

Эмма «проникалась»… Она проникалась, как губка. Каждое слово символа новой веры принималось ею глубоко и безоговорочно.

А муж? Что она должна делать с мужем, от которого невозможно ждать понимания? Славянская натура, алчущая подчинения более сильной, более организованной. Мужа Эмма возьмет на себя, собственно, это произошло уже давно: она вела семью. Сохраняя его авторитет: «Он такой образованный. В своем кабинете он занимается наукой… Пишет». Так все выглядело вполне прилично. И никто не упрекнул бы Эмму в том, что ее муж не участвует в ее сложных операциях — да, они постепенно усложнялись — с помещением средств, с игрой на бирже. В кругу ее знакомств госпожа Лавровски имела собственное лицо, лицо деловой дамы с современными взглядами и направлением.

Эмма все чаще со снисходительной жалостью говорила о том, как ограничен был ее отец. Его драма состояла как раз в том, что он не уловил аромата эпохи. Подумать только: он считал фюрера мелким авантюристом! И это в ту пору, когда национальная революция уже была на волосок от победы! Он не был настроен на волну времени, ее отец. И поэтому ушел из жизни слишком рано: нельзя быть в разладе с эпохой.

Конечно, в свое время Эмма не была так сведуща и подпала под влияние мужа. Они покинули Германию словно какие-то евреи или другие неполноценные личности. Это была ошибка, но поправимая ошибка. Об этом ей уже не раз говорили ее гости-земляки. И Штильмарк… Эмма согласилась ждать.

Лавровский тоже ждал. Ждал, спрашивая себя: что нового внесла в его жизнь та лунная ночь? И отвечал с ясностью, давно ему неведомой: его бесполезное, пустое существование могло обрести смысл. Ему повезло: он выбился из небытия.

А если Жанье раздумает? Побоится довериться ему? Что-то говорило ему, что этого не случится.

Теперь Лавровский пристально всматривался в каждого нового клиента отеля, каждый раз ожидал, что тот может оказаться посланцем Жанье и предъявить эскизы «Тихого уголка».

Два раза в неделю, как всегда, у них шла игра в покер. Роже по-прежнему делал попытки отыграться, но теперь Лавровский давал ему маленькие возможности, с тем чтобы крепче держать его на крючке. Он не знал, что именно потребуется от него.

Однажды утром на пороге отеля появилась Мария — девушка Жанье. Она, как обычно, была с этюдником в руках, с рюкзаком за плечами. Лавровский встретил ее как старую знакомую: он ждал, что за ней появится Жанье.

Она сбросила тяжелый рюкзак и, весело оглядываясь, уселась в шезлонг на веранде:

— Не водите туда-сюда глазами, мосье Лавровски: Морис не придет. У него срочные заказы. Я поработаю у вас одна.

Тот странный акцент в ее речи, который слышался у нее и раньше, теперь прозвучал для Лавровского яснее, но еще более загадочно: так говорили по-французски славяне. А впрочем, что тут загадочного? Девушка могла быть с Балкан и мало ли каким образом оказаться здесь? Он никогда не интересовался этим. И сейчас его тоже интересовало только одно: случайно ли появление Марии или она курьер Жанье. Неужели он доверил ей столь важное дело? Сама важность его как бы утрачивала что-то оттого, что в дело посвящена эта молоденькая и вряд ли опытная девушка.

Он позвал горничную и велел ей устроить гостью.

— Я приведу себя в порядок и спущусь… У меня к вам дело! — звонко крикнула Мария, уже подымаясь по лестнице, а он все еще сомневался, о том ли самом деле идет речь и стоило ли так шуметь в этом случае.

И стал ждать, думая о том, что, может быть, так буднично, обыкновенно входит к человеку главное событие его жизни. Просто звонко кричат с лестницы: «Мосье, у меня к вам дело!..»

Когда Мария сошла вниз, свежая, с мокрыми от душа короткими волосами, в спортивной юбке и черном свитере, он как-то по-новому увидел ее. Может быть, просто потому, что раньше не очень к ней приглядывался: рядом с Жанье выглядела она неприметной, неинтересной. «А ей не так мало лет», — с удивлением констатировал он, и, когда она слегка улыбнулась, ему показалось, что она поняла его мысль.

— Какое же у вас ко мне дело, Мария? — он говорил легко, немного снисходительно, как говорят с очень молодыми людьми.

— Да ничего особенного, мосье Лавровски, но, видите, мне надо продолжать работу Мориса. Вот эти этюды… Надо сделать еще несколько.

Говоря, она доставала из папки листы, и это были те самые, которые должны были служить паролем при встрече. Она была курьером!