Как-то прочла объявление, что все лица, знающие немецкий язык — а я его в школе учила, — обязаны зарегистрироваться. И говорю: Кондрат Иванович, мол, читала такое объявление, надо, значит, идти… К великому моему удивлению, он отвечает не задумываясь: «Подождем пока». А чего ждать? Смотрю во все глаза — никто к нему не ходит, кого можно было бы за наших принять. И сам он никуда не ходил, только по делам аптеки к бургомистру. Как-то я искала что-то в кладовой за стойкой аптеки. Дверь с улицы открылась, прозвенел звонок. Хозяин пошел открывать, верно, забыл, что я здесь, за перегородкой. Входит лейтенант, мне видно было в окно, что он слез с мотоцикла, который поставил у двери.
Зашел в аптеку, в ней только и был Кондрат Иванович. Поздоровался как-то непонятно: «Servus!» Я потом уже узнала, что это австрийское приветствие. «Здравствуйте», — отвечает Шепилов. И после этого — сразу долгое молчание. То есть я поняла, что идет тихий разговор, даже мне тут, у полок, ничего не слышно. И мне от этого страшно стало… О чем может быть разговор, если допустим даже, что лейтенант говорит по-русски? И вдруг, может быть, слух у меня так обострился или погромче говорить стали… Только до меня долетели отдельные слова, и в ужасе слышу: Шепилов говорит с ним по-немецки. Я слышу слово «позднее», потом целую фразу: «Пока ничего нет…» Потом уже громко немец сказал: «Нашатырного спирта и аспирин». И Шепилов ответил по-русски: «Слушаю». Я поняла, хотя сейчас мне не видно было, что кто-то идет. И правда, сейчас же дверь опять со звонком открылась и Кондрат Иванович сказал: «Подождите». И немец ушел. А я скорее нырнула в дверь, которая вела во вторую половину дома, потому что больше всего боялась, что Шепилов меня застукает.
Итак, я сделала двойное открытие: Шепилов знает немецкий, но почему-то скрывает это. Второе: какие-то дела он имеет с немцем, которого я до сих пор никогда не видела.
Что я должна была думать? Конечно, заподозрила Шепилова. Решила, что он работал на немцев еще при наших. Теперь к нему явился, видимо, на связь этот немец и дал указания, что делать дальше. Можно было понять, почему Шепилов не хочет, чтобы я поступила на службу к немцам. Зачем ему подкидывать им советского агента? Но зачем ему вообще держать меня у себя? И мне становится яснее ясного, какую роль я играю. Шепилов ждет связи от наших. И в их глазах все должно быть, как ему было велено: я должна находиться при нем. А когда пришедшего на связь схватят, тут уж и я загремлю вместе с ним. Все ясно.
И вот думаю-думаю и прихожу к простой мысли: нечего мне дожидаться. Надо бежать. Уходить из города, искать партизан. Но как?
Собрала я продукты на дорогу, улучила момент, когда Шепилова не было дома, и выскочила за дверь. Поглядела направо — пустынная улица, даром что воскресенье. А впрочем, может быть, именно поэтому… Поглядела налево: в нескольких шагах от меня стоял Шепилов и, покуривая, спокойно и словно бы незнакомую меня рассматривал.
Я замерла. Стою как вкопанная со своей кошелкой, на которую Шепилов уставился и, по-моему, насквозь видел, что у меня там.
«Куда же это фрейлейн собралась?» — он бросил окурок, затоптал его и подошел поближе. Я смотрела на него, как кролик на удава. И понемногу соображала, что, видно, он за мной все это время следил. — «Так что же ты скажешь? Струсила?» Я ответила единственное, что могла сказать: «Кондрат Иванович! Меня оставляли здесь для работы. Вы мне никакой работы не давали, а просто так жить «под немцами» я не хочу. Я и решила искать своих». «А почему ты тайком ушла? Ничего мне не сказав?» На этот вопрос у меня, естественно, ответа не было. Уже смеркалось, но мне все-таки было видно выражение его лица. Оно не было злым, скорее — огорченным. «Знаешь, что я тебе скажу? На будущий случай. Если ты чего-то не понимаешь, не спеши со своими домыслами. Потерпи. В таком положении, в котором мы с тобой, неизбежны всякие загадки. Принимай их как есть».
И все пошло по-прежнему. Немец тот больше не появлялся, Шепилов каждый день куда-то уходил.
Однажды, вернувшись из города, Шепилов позвал меня в помещение аптеки. Было уже поздно, на двери висела картонка: «Закрыто».
«Ну вот что, — говорит он, — аптеку нашу отдают немцу: будет его частное дело. Я иду служить к немцам. Место хорошее: управляющим офицерским казино… Там директор — немец — для проформы сидит, так что я всем заправлять буду».
«А я?»
Он посмотрел на меня с каким-то новым выражением то ли сочувствия, то ли сомнения.
«С тобой так, — сказал он жестко, — тебя берут в школу разведчиков».
«Каких разведчиков?» — не поняла я.
«Немецких, конечно».