Но как бы то ни было, здесь что-то могло открыться, кончик какой-то веревочки, которая, может быть, и пригодится. И Лавровский слушал, не пытаясь разгадать, что кроется за многозначительными паузами и минами собеседника.
Речь шла о Штильмарке-сыне. Хотя Лавровский уже знал об этом молодом человеке от жены, в какой-то связи упоминавшей о нем самым лучшим образом, но в неожиданных откровениях Венцеля кое-что представало в ином свете, как если бы Лавровский раньше видел Штильмарка на сцене в свете рампы, а теперь его показывали за кулисами. И это многое меняло.
Лавровский знал, что Штильмарк-отец из «старых борцов», то есть еще до «национальной революции» вступил в партию Гитлера. И поэтому был «на виду» и преуспевал. Он не принадлежал к «идеологам» и, по словам Венцеля, который все-таки был информирован, слыл по ведомству Геббельса грубым и примитивным солдафоном. Но исполнитель из него выработался первоклассный. И казалось бы, это и располагало в его пользу «верхи». Но как раз тут была закавыка.
В 1934 году, когда командующий штурмовыми отрядами Рем, в свое время самый близкий фюреру человек, сделал попытку поднять против Гитлера своих штурмовиков под флагом «Новой революции», Штильмарк крупно просчитался…
Нет, он вовсе не разделял «Программу» Рема, по существу особых новшеств не несущую. И вообще в эти тонкости не вдавался. Но когда-то Штильмарк состоял в охране Рема. И вполне возможно, был в курсе дел оппозиции.
Когда Рем и его сподвижники в одну ночь одним ударом были уничтожены, Штильмарк сидел в своей канцелярии по ведомству экономики и трясся мелкой дрожью. Хоть он и не числился в боевом активе Рема, но имя его фигурировало где-то в списках лиц, заслуживающих его доверия. Так ли это было или нет, но Штильмарку пришлось давать объяснения и пережить неприятные минуты.
Кто же помог тогда ему выпутаться? Известно, что фюрер имеет склонность ко всякого рода мистическим явлениям. В то время его расположением пользовалась немолодая дама, с приблизительной точностью предсказавшая заговор Рема. К этой даме и удалось прибиться Штильмарку и через нее заполучить как бы индульгенцию. Впрочем, вполне возможно, что прорицательница пользовалась Штильмарком как источником для своих пророчеств. Штильмарку заступничество мистической дамы обошлось недешево: он женился на прорицательнице и усыновил этого самого Рудольфа — подонка из подонков.
Брак длился недолго: пророчества дамы, видимо, не имели силы в применении к ней самой. Во всяком случае, ни в одной из картин будущего, которые она рисовала столь часто, чем заслужила свой успех, она не увидела себя под обломками автомобиля.
Супруга Штильмарка погибла в автомобильной катастрофе. А сын ее? Надо сказать, он уже в то время был одним из верховодов гитлеровской золотой молодежи. Что он? Маменькин любимец, Рудольф хорошо знал всю подоплеку отношений покойной с отчимом. И таким образом тот оказался со всеми своими потрохами в руках молодчика.
Вот почему Рудольф отлично проводит время в Париже, сорит деньгами и слывет самым обаятельным плутом в молодой поросли нацистов…
— Да-да, вы можете его увидеть, черный мундир сидит на нем отлично. Он пользуется особым расположением толстого Германа, что само по себе — вы понимаете… Возвышение пасынка не очень радует нашего друга. Его тоже можно понять…
Все это Венцель излагал с видимым удовольствием, и Евгений Алексеевич подумал, что где-то когда-то Штильмарк наступил Венцелю на ногу… Какую пользу можно было извлечь из этой истории, характерной для атмосферы рейха? Да и удастся ли ему когда-либо реализовать даже более полезные сведения, проходящие через его руки, было неясно.
И чем дальше, тем все больше сгущалась эта неясность, тем труднее было себе представить, что его найдут, что его спросят…
А сами по себе обстоятельства Штильмарка и его блестящего пасынка мало трогали Лавровского. Так он тогда все воспринимал, вовсе не предугадывая дальнейшего…
Правда, трудно было не поддаться первому впечатлению, когда в гостиной появился действительно обаятельный по внешности и манерам молодой человек. Рядом с тяжеловесным и простоватым отчимом явление Рудольфа было особенно эффектным. Определенность, законченность всех черт облика Амадея Штильмарка выглядела просто вульгарностью и глуповатой посредственностью, оттеняя естественную, как бы само собой разумеющуюся уверенность в себе молодого человека в мундире СС.
От гладко зачесанных назад и собранных по моде на затылке блестящих золотистых волос до блестящих краг Рудольф был «то, что надо»! Полный энергии, сдерживаемой, как сдерживает свою энергию пружина до рывка в нужный момент, блистающий не столько красотой — черты лица его были неправильны, нос несколько крупен, рот, наоборот, маленький, женственный, с чуть припухлыми, четко вырезанными губами, — а самоутверждением молодости и — конечно же! — «нордический», насквозь нордический…