— Да, да, конечно, — он на минуту только отвлекся от нее, потому что вспомнил оживленное лицо Вали и ее: «Счастлива? Ну, конечно!» И эти слова, которые повторялись в разное время, но с той же интонацией, — как мог он их принимать так безоговорочно, не почувствовав за ними гордый Валин характер…
Но не о ней были главные его мысли.
Словно отвечая на них, Мария Васильевна продолжала:
— И она мне говорит так рассудительно… совсем не по возрасту. Ваня, разве мы в ее годы были так рассудительны? Хоть хлебнули жизни в десять раз больше! Так говорит, словно о чужом чьем-то деле: «Мы все учли. И то, что при другом положении у Юрия могли быть неприятности, это уж точно… А он… — Света с нажимом таким сказала, — не приспособлен к неприятностям. Но в данном случае — они вовсе исключены».
Мне это показалось сомнительным, и Света была этим задета. «Так он ведь уже все сказал жене». — «Ну и что же она? Только того и ждала?» — «Ждала не ждала, но ответила просто, что удерживать его не станет. И, он мне рассказывал, такую странную фразу бросила: «А знаешь, я всегда от тебя чего-то вроде этого ожидала». «Что значит, всегда? — спросил он, так она озадачила Юрия. — С самого начала, что ли?» — «Да, почти так». И она засмеялась. Юрий был даже немного ошарашен. И я видела, что это его задело. Но из всех возможных вариантов подобных разговоров, согласись, мама, это самый благоприятный».
Я не стала ее разубеждать. Раз уж все у них решено. И конечно, лучше так, чем поток заявлений и разбирательств, как это, знаешь, бывает…
— Нет, здесь не будет. Ни заявлений, ни разбирательств, — твердо сказал Дробитько.
Он отмахнулся от других мыслей, сосредоточась на том, что утешительное можно извлечь из ситуации. Разве только, что не будет скандала. Но это не могло играть решающей роли для Марии Васильевны: она думала о другом, и он понимал ее. Светлана самовыразилась впервые так полно и откровенно, и это было самое важное для Марии Васильевны. И здесь он уже не мог ничего сделать.
Его самого удивило одно обстоятельство: с необычайной легкостью он представил себе рядом Юрия и Светлану. С такой легкостью, как будто не только от него всегда ожидал «чего-нибудь в этом роде», но и от Светланы. Ах, Светлана, Светлана… «Молчалива и грустна»? Он вспомнил, что там есть еще строка: «Черный вран, свистя крылом, вьется над санями…»
И все же он не смотрел на будущее Светланы так уж мрачно. Может быть, он всегда был слишком снисходителен к Юрию? Из его памяти никак не уходили те дни, когда Юрий был надежным другом. А друг на войне — это не забывается. И свое сложное отношение к нему он не мог объяснить Марии Васильевне. Да и надо ли было? Ведь не Юрий, а Света нанесла ей удар.
«Как хорошо, что я оказался около нее! И она может на меня опереться в такую минуту», — снова подумал он, не имея ничего другого, чем можно было бы утешиться.
По-новому он сегодня воспринимал Машу. Или она предстала перед ним новой? Он привык видеть ее сильной. Да, в ней была упористость, жизнестойкость. В свое время, когда он уцепился за спасительный кусочек земли в своей растерянности, в своем отчаянии… Тогда Мария Васильевна оказалась его опорой. Сейчас она сама искала в нем опору, была растеряна, сбита с ног. Ее всегда деятельные крепкие руки словно не знали, куда себя деть, крупные кисти бессильно лежали на коленях и почему-то именно это больнее, чем ее слезы, тронуло его.
Ему представилась за ее словами вся ее трудная и честная жизнь, которую Светлана конечно же освещала и скрашивала тем, что всегда была такой, какой ее хотела видеть Мария Васильевна. И какой хотела бы видеть свою дочь всякая другая мать. Светлана не доставляла ей неприятностей, ее никогда не вызывали в школу, как других родителей, в ее дневнике красовались пятерки и четверки, и, если заводилась тройка, примерной ученице всегда давали возможность ее исправить. И скромной в своих потребностях она всегда была тоже… И с Костиком у нее все было хорошо…
— Да ведь я это все уже говорила, — спохватилась Мария Васильевна, — что это я об одном и том же?..
А он понимал, почему она повторяет все то же, почему возвращается к прошлому… Потому что не может, боится представить себе будущее. Будущее Светланы с Чуриным.