— А также они отслеживают мой химический след и поведение, чтобы убедиться в том, что я — та, кем себя называю и что во мне нет никакой психической или гипнотической скверны, которая могла бы вызвать сомнения в безопасности моего визита.
Санджа резко повернул голову и уставился на нее, а она громко рассмеялась.
— Я сказала, что процедуры отличались, магос, а не что я никогда раньше не имела дела со жречеством Механикус. Доступ в ваше святилище — большая честь, которая внушает смирение, но когда я прошла внутрь без обыска, без проверки наличия оружия и даже без осмотра, то задумалась, как же вы удостоверитесь, что я не представляю опасности. Помните, я Адептус Арбитрес. Мы осуществляем закон Императора, творим правосудие Императора и храним Его мир. Нам привычно думать о таких вещах. Вам не нужно подтверждать это, если не хотите.
— Ваш ум так же остер, как иглы моих люминантов, ваша справедливость. — Санджа не был уверен, следует ли ему чувствовать гнев или веселье. — Я уверен, что арбитр-майорис не пожалеет о том, что послал вас из самого… Ультрамара, так ведь? Долгое путешествие. Это делает вам честь.
— Я выросла в Ультрамаре, да. Но последняя моя служба была на Эфеде, к северо-западу отсюда. Все равно это большое расстояние. Я далеко от дома.
Ее голос вдруг стал печальным, и еще несколько минут они шли в тишине. Периодически какой-нибудь биоавгур на одном из люминантов издавал жужжание или щелчок, фиксируя реакцию организма на изменения. Прошло немного времени, прежде чем Санджа удовлетворился и повел арбитра обратно к дверям, ведущим в тамбур.
— Значит, все? Люминанты сказали свое слово?
— Сказали, и я подтвердил это, наблюдая за ними. У вас не было отрицательной реакции на умащение, люминанты показывают, что ваше тело приняло вакцины. Заблаговременные ритуалы и лечение, которое вы проходили до прибытия, создали хорошие условия. Мое искусство сложнее, чем у медиков, и процесс завершится сам собой через день или два. Мое доверенное лицо посетит вас сегодня вечером и проинструктирует, какие именно молитвы и тексты читать на закате дня и утром, чтобы удостовериться в благополучном исходе. Вряд ли что-то помешает вам, арбитр, занять свое место в мессе Балронаса и Сангвинале.
— Хорошо. Я жду их с нетерпением. По дороге сюда я читала «Записки пилигрима» Галимета, и он описывает мессу как нечто необычайное. Я, разумеется, ожидаю, что она будет несколько более душеполезной, чем это. — Она кивнула на внешние двери. — После чтения труда Галимета у меня создалось впечатление, что период до мессы посвящен самоотрицанию и покаянию. В досье, которое мне прислали, были такие же данные… — (Будто в ответ на ее слова, сквозь стены пронесся неровный, синкопированный звук.) — Но должна сказать, магос, если это представление снаружи — то, что на Гидрафуре называют покаянными раздумьями, я дальше от дома, чем думала.
Санджа невесело улыбнулся:
— Ваш первый урок в поведении гидрафурцев, леди арбитр. В наши дни это уже часть ритуала. Министорум безуспешно пытается навязать аристократии общепринятый идеал благочестивого поведения, но, когда высокородные собираются вместе, превращаясь в большое скопление людей, как это произошло здесь, они начинают подчиняться лишь им известным нормам. Я так понимаю, что в менее утонченных кругах строже чтят поведенческие догмы Экклезиархии, если это вас утешит. Всех их как ветром сдует через пару часов.
— Я бы предпочла, чтобы площадь расчистилась раньше. — Кальпурния нахмурилась. — Я застряла в центре треклятой толпы, когда все они начали сбиваться в этот район, было поздно возвращаться и брать транспорт, но, уверена, со Стены уже вызваны отряды для подавления беспорядков… Что?
Санджа пристально смотрел на нее.
— Извините, магос. Я вас перебила?
— Говоря откровенно, арбитр Кальпурния, хоть я и из ордена, который известен своей отстраненностью от повседневных дел Империума, не могу не сказать, что Гидрафур не такой уж и простой, как вы, вероятно, считаете.
Прежде чем она успела спросить, что он имел в виду, двери широко распахнулись и снова внутрь хлынул шум праздника.
Туман стал гуще. Неподвижный теплый вечерний воздух наполняла каша из разноцветных декоративных дымов, духов, какой-то отражающей дымки, из-за которой свет и все цвета неестественно блестели. Кальпурния поспешно надела шлем, а Санджа опустил на лицо фильтр-вуаль. Молодой женщины, которую ударила Кальпурния, не было, все остальные гуляки виднелись словно размытые очертания в тумане. Судя по звукам, накал вечеринки не угас.