По ночам, насытясь, Арбуз возвращался на свою личную крышу и усаживался на краю. Окна многих домов были темны. Широко раскрыв светящиеся глаза, кот смотрел вниз, на город и видел свет – другой свет. Его источали души живущих – неверный или яркий, ровный или мерцающий, или тускнеющий, готовый угаснуть навсегда. Когда человеки рождались, рождение сопровождал выброс высокого синего пламени, опадающего на девятый день, и с тех пор и до отрочества горящий ровно и сильно. Когда смерть посещала их, ловя и разрывая умелыми руками нити, связывающие душу с телом, тусклый огонек мигал и гас, чтобы на сороковой день вспыхнуть новой звездой и скрыться в глубинах космоса. В некоторые ночи первых огней было больше – как звездопад, вспыхивали они в отдаленных друг от друга домах, освещали старый город сиянием новых жизней, озвучивали бархатную темноту младенческим плачем. В другие на город падала тьма – жалкие светильники человеческих душ гасли один за другим, словно от злобного сквозняка. Тогда Арбуз поднимал морду к небу и подолгу смотрел на звезды. Они мошками кружили вокруг – галактическая моль, навязчивая, раздражающая и недоступная. Не раз тянул он лапу, пытаясь достать особенно ярких мотыльков, но когти полосовали воздух, а насекомые продолжали свой полет в неизбежность, укутывая в тенеты своих крыльев спящую Землю и холодно взблескивая фасетчатыми глазами.
Арбуз мог очень долго смотреть на звезды.
Наглядевшийся на них до искр под веками, он укладывался спать тут же – на крыше, но не под ветвями старого друга, а под опрокинутой пиалой открытого неба. И ему снились звезды, которые он цеплял когтями, отфутболивал направо и налево, щедро раздавая звездную силу и яркость спящим и умирающим планетам; и Гончие Псы, захлебываясь слюной, мчались следом, но не могли догнать; а Млечный Путь под лапами был мягок и упруг, протуберанцы звезд – ласковы и теплы, как любящие пальцы; и кометы дразнились яркими хвостами, приглашая поиграть. Покой снисходил на кошачью душу и на город. Ночь мягкой поступью обходила дозором дома и домики, скрадывая разницу в возрасте и этажности, растворяя тени, выпивая летнюю жару, днем сменявшуюся опасными патрулями гроз…
…Машины застревали в пробках перед глубокими лужами и не успевали в определенное место и определенное время. Не успела и та – убийца. Маленький человек подобрал мячик и вернулся во двор невредимым. Он вырос, стал известным ученым и предложил миру теорию, которая изменила человечество.
…Черная звездная смерть – рана-дыра в теле Вселенной, подкрадывалась к Планетарной системе, в которой жили несколько десятков миллиардов разумных существ. Она уже втянула в себя мелкие планетоиды и космическую пыль, и существа покорно ждали гибели, ибо не было у них возможности отстроить столько кораблей, чтобы всем в одночасье покинуть родную систему. Замелькали оранжевые зарницы в странных небесах странного мира, и рыжая кисть неизвестного художника, очень похожая на кошачий хвост трубой, окунутая в ведро с пространством, мазнула по прорехе, стянула и скрыла края порванного бесконечного тела. И на планетах воцарился покой, который был нарушен много столетий спустя страшной войной своих против своих. Но это уже совсем другая история.
Все шло так, как должно было идти…
Короткими теплыми ночами на крыше мира, пахнущей жженым рубероидом, сидел рыжий кот, задрав усатую морду к небу. Он следил за Вселенной. В светящихся глазах тек Млечный путь и крутился бесконечной спиралью галактический дым…