– Подожди, я посмотрю, можно ли тебе входить, – остановила их Надя перед дверью.
Она зашла и затем позвала Лорьяна. Леша, сопровождавший Лорьяна, остался в коридоре у полуоткрытой двери. Все же он разглядел в комнате двух девочек. Одна лежала в кровати, укрытая одеялом. А другая, Ира Карасик, прихорашивалась перед зеркалом, вставленным в дверцу шкафа. Ира поглядела сначала на Лорьяна с арбузом, а потом дальше за приотворенную дверь, то есть, на Лешу. Леша смотрел именно на нее. И опять в нем пробудилось сожаление, что вчера он не решился, не набрался смелости. Не заикнулся насчет Иры.
– Вот сюда ставь, – Надя указала на свободное место у боковой стенки шкафа.
– А это откуда? – спросила Ира.
– Это они ночью притарабанили. Ты чего не слышала? Вошкались тут. Меня с постели подняли,– сказала Надя. Она стояла у открытой двери и выметающими движениями руки показывала, что гостям пора валить.
– Да, я ночью слышала, копошатся, – понимающе качнула головой Ира, – Жаль, что тебя не спросила, не поняла, какие к нам гости.
Эти слова заставили Лешу откровенно затосковать. Оказывается, все было на расстоянии вытянутой руки. Она, оказывается, слышала. Мало того, открытым текстом говорит, жалко, что не подняли. Хотя, нужно признать, что эти слова к Леше конкретно не относились. Но, как говорит Полина, мечтать не вредно.
– Арбуз остается до вечера, как заложник, – провозгласил Роберт.
– Идите, идите, – заторопила их Надя.
Общагу Леша и Роберт покинули как белые люди, через проходную. Более того, понимая, что Ира Карасик уже на выходе, Леша не торопился и рассчитал верно: Надя с Ирой их нагнали. И к остановке они уже шли не то, чтобы вместе, но рядом. Собственно, что тут идти? Рукой подать.
Леше, с еще затекшей после жесткой ночевки на газетах спиной, дыхнуло в лицо сырое, холодное, неприятное утро. Все кругом было мокрым. А все, что поближе к мостовой – грязно-мокрым. И как назло, именно у остановки на мостовой расплылась огромная лужа. Ожидающие не рисковали подходить близко, опасаясь, что их может окатить брызгами от колес. Работа остановки в качестве элемента транспорта, напоминала пульсацию сердца, перекачивающего пассажирскую массу. Пассажирская масса, представлявшая собой в основном студенчество, накапливалась на остановке, потом, вталкивалась в подошедший автобус и перемещалась по транспортным артериям. Студенческая пассажирская масса эластина и гибка. Автобус способен вместить гораздо больше студентов, чем аспирантов, тем более, доцентов, а тем более, профессоров. Тем более, что не каждый профессор ездил общественным транспортом. У некоторых есть личный транспорт.
Судя по всему, автобус недавно ушел. Значит, придется ждать. Сколько? Во время дождя вопрос не праздный. Тем более что и на площадке остановки сплошные лужи, и почти все сухие возвышенности в округе заняты. Лешины туфли мокли в момент. Ира и Надя, нашли сухой асфальтовый бугорок, каждая под своим зонтом. Леша остановился недалеко. Леша, конечно без зонта, – зонта у него вообще не было, – искал место без луж. Его предательские старые туфли дали течь еще до того, как он подошел к остановке. Он выбирал не залитое место. Но не хотел упускать из виду Иру. И краем глаз увидел, а может ему показалось, что Ира махнула ему рукой, приглашая под свой зонтик. На его удивленный взор она ответила улыбкой и снова махнула, приглашая. Она чуть выдвинула зонт, чтобы накрыть и его. И он подвинулся ближе под зонт. Человек с мокрыми ногами неулыбчив. Но от взгляда девушки, тем более от такого взгляда, от ее теплой улыбки, в груди его теплело.
Но вот по ожидающей массе пошла волна – верный признак, что грядут перемены. Подходил автобус. Зонты складывались, студенты готовились к штурму. Портфели сжимались в ладонях. Тубусы выставлялись в позицию «на караул». Шла подготовка к схватке за жизненное пространство. Автобус был уже и без них полон, но вместил почти всех ожидавших.
Леша не сопротивлялся сдавливающему напору. Он не искал, куда в толчее отнесло Роберта. Роберт потерял значение. Но он двигался так, чтобы оставаться рядом с Ирой. Автобус тронулся. Его прижало к Ире. Или ее к Леше? Ира, не в силах в такой давке поднять свободную руку, чтобы схватиться за верхний поручень, ухватилась за него. Он стоял спиной к движению автобуса. Если автобус тормозил, его заваливало на спину. И ухватиться не за что. Вот тут его надежно поддерживал коллектив.
Теперь их лица находились друг от друга на расстоянии не больше половины логарифмической линейки. Так близко, что когда автобус вдруг дернуло, капли с его мокрого вихра упали ей на нос, и это ее рассмешило. А Леша перестал замечать что-либо вокруг, кроме ее улыбки. Да и что замечать? Ничего замечательного. Окна автобуса снаружи грязные от дорожной слякоти изнутри запотели. За запотевшими окнами, проплывала еле распознаваемая промокшая Москва. И одновременно, словно по другую сторону стекла растворялись те два года, которые он так бестолково растратил. Все за эти годы случалось. Но случалось вразброс, по отдельности. И на Стромынку он ездил, и Иру видел, и ездил от Стромынки автобусом, и дожди в Москве были, но чтобы так все совпало, такого везения не было.