Саму Клоаку Мастеров, к слову, где всегда играл приятный слуху джаз и собирались так-то интересные ребята, Арчи отметил отдельно. Не обошлась карта и без главных ворот Карпы, и их с Немели Синего Дома, равно как и очертаний Тайного города, где он и располагался. И лебединый парк у озера, и площадь Красной Пирамиды (местное старое название — абсолютно-непроизносимая «Площадь красной Загкурэды», и Фонтанная Площадь, где каждый ребёнок волен вызвать другого на поединок поэзии, и ещё множество разных мест, и везде — новые знакомые, новые друзья. Новые связи.
Слава о ребёнке, способном поднять мертвецов, быстро разлетелась по Карпе. Пускай даже в форме иллюзий, его усопшие пугали и забавляли других детей. Скрипач Трисмегист, который так же был мастером клавиш, глубоко впечатлился этим умением и первым подошёл к ребёнку с предложением устроить нечто совместное и для всех. Посудачив немного, дети сговорились дать масштабное представление.
Прямо сейчас Немели с Таолокой ушли выбирать площадь получше, чтоб устроить настоящий спектакль теней и покойников в антураже концлагерей, и мальчик впервые за долгое время оказался всецело предоставленным самому себе. Думал о том, как будет лучше обставить сцену, какие цвета использовать для неё. Уже договорился с музыкальной темой, которую будет играть скрипач.
Отложив свой блокнот на тумбочку у кресла, ребёнок потянулся, зевнул, сделал ещё глоток тёплого какао.
В углу, недалеко от постели, лежал его рюкзак: тот не прикасался к нему с того самого дня, как прибыл в дом своей подруги. Вообще дети редко приносили в Карпу какие-либо вещи, а те, что были с ними, вскоре исчезали, как ненужная память о мире, который им не мил. А этот рюкзак до сих пор тут. И школьник всё правильно помнил: среди прочих вещей он нашёл фотоальбом, некогда украденный из музея истории. В фотографиях лагерей смерти мальчик надеялся найти вдохновение.
Раскрыв рюкзак, помимо альбома, мальчик нашёл жёлтую тетрадь без подписей. На страницах — много разных рисунков цветными ручками. Пять лун, наброски каких-то больших и чёрных собак вроде тех статуй, которые стояли на вратах, скелеты котов и мышей — рассматривая их, ребёнок всё никак не мог понять, чьё это. Сам он никогда не занимался рисованием, и уж тем более ему и в голову не могли прийти картинки, подобные тем, которые были тут. Увиденное же дальше, в середине тетради, вовсе смутило его. Это были стихи.
Город мечты, рождённый из детской сказки.
Хочешь увидеть его? А он рядом, в сердце,
Где-то под небом, сотканном сладкой краской.
Не думай, решайся — сама отворится дверца.
Там, где долина укрыта зелёным туманом,
У берега речки, что под защитой ветров,
В царстве мечты, за границей взрослых кошмаров,
Город стоит. Он вне власти времён и богов.
Память детей укажет дорогу к воротам.
Сердцем ты чистый? Отыщешь тогда их сам.
Здесь обретёшь ты всё, что хотел когда-то,
Если Реальное место уступит Снам.
Лампа волшебная путь озарит предлунный,
Кошачье урчанье — эхо страны чудес.
Смело ступай, не оглядывайся, не думай.
Вся жизнь за гранью — суть беспросветный лес.
Быстро уходит время, мир истлевает в мгновенье,
Старость, невзгоды, лишь суета и мрак —
Брось это всё, ответь едва слышному пенью,
Живи и воспрянь, пусть всё обратится в прах.
Читая и перечитывая, Арчи не мог поверить своим глазам. Всё, всё, описанное здесь звучало не то угрозой, не то — предостережением. Вне всякого сомнения, это слова о городе, в котором он оказался. Но, что мальчика удивляло значительно больше, он знал человека, написавшего их. Уже с первых строк узнавался и почерк, и манера письма, вспомнилось, как в тот же день, как он попал в Карпу, Карл отдал ему свою тетрадь с просьбой прочесть его новые стихи и рассказать, что Арчи о них думает. Да, всё было именно так. Обычно стеснительный и неуверенный, красный от волнения Карл поймал его на перерыве и дрожащими руками протянул эту тетрадь.