Ближе к реке дубовый лес сменился сосняком. Отряд остановился на большой поляне. Здесь, опираясь спинами на жердь, соединявшую две могучие сосны, стояли семь деревянных идолов с заострёнными наподобие шлемов головами. У ног идолов лежали остатки небогатых приношений: кости, стрелы, лоскутки, черепки.
— Это место зовётся Сат-сармат, Семь Сарматов, — пояснил Лунг-отыр. — Семь братьев убил здесь Хонт-Торум, их сестру в жёны взял, Лесной Женщиной сделал. Этих семерых не одевают, богатых даров им не кладут.
Все спешились, небрежно поклонились идолам и оставили коней возле поляны под присмотром двоих дружинников. Дальше дорога пошла через болото, среди высоких густых камышей и хвощей. Ардагаст старательно запоминал путь. Наконец впереди показался большой песчаный бугор-остров, заросший соснами. В глубине острова находилась обширная поляна. Середину её занимало широкое кострище, возле которого стояли два позеленевших бронзовых котла степной работы. Дальше под деревьями виднелся высокий шалаш, завешенный спереди красной тканью. На дереве над ним висели десятки скальпов. Правее его, на нескольких пнях, будто избушка на курьих ножках, возвышался амбар. Левее стояли два идола, закутанные в разноцветные ткани. Один идол с остроконечной головой-шлемом, другой — с круглой головой в женском платке.
— Хонт-Торум в шалаше живёт, Лесная Женщина — в амбаре. А это, — небрежно махнул Лунг-отыр рукой в сторону идолов, — Хуси и Энки, раб и рабыня Хонт-Торума.
Важной походкой богатого хозяина он подошёл к шалашу и откинул завесу. Идол был сделан из нескольких связок стрел, наконечники которых грозно торчали пучками из его головы и воздетых рук. Туловище и руки были обмотаны белой тканью. Лицо прикрывала серебряная личина. Ниже её блестела золотая гривна. Перед идолом стояло серебряное блюдо с грудой золотых монет, а рядом — большая серебряная фигурка слона индийской работы, усыпанная жемчугом и самоцветами. В глубине шалаша грудами лежали меха, дорогие одежды и оружие, самое отборное оружие: длинные сарматские мечи, акинаки, луки, копья, костяные и железные панцири, кольчуги...
— Видишь, какой богатый мой бог? И какой сильный? Это всё добыто мечом.
— И это тоже? — прищурилась Ларишка, указывая на слона. — Ты доходил до Индии? Мы сами недавно оттуда, но о тебе там никто не слышал.
— Это я выменял у индийских купцов на пушнину, что у ненцев отнял. Купцы сказали: на таком звере ездит Индра-Громовержец, первый отыр среди богов.
— Правду сказали, — кивнула тохарка. — А могли и крокодила подсунуть. Или обезьяну.
— Нет! — самодовольно усмехнулся отыр. — Я шаман, меня не проведёшь. — Он открыл дверь амбара. — А теперь смотри, женщина, какая богатая жена у моего бога.
В глубине амбара сидела большая тряпичная кукла, наряженная в полдюжины богато расшитых одежд, одна поверх другой. Шею куклы в несколько рядов обвивали бусы с голубыми египетскими амулетами среди яшмы и сердолика, лицо покрывала серебряная маска. В открытых берестяных ларцах переливались самоцветами серьги, ожерелья, браслеты, блестели серебряные ханьские и сарматские зеркала. Под стенами амбара плотно лежали меха, шёлковые халаты с драконами, стояли чеканные серебряные кувшины и блюда. На блюдах — знакомые тохарке южные богини. Вот Артемида-лучница, крылатая кушанская Хванинда, согдийская Нана-многорукая верхом на льве. На одном блюде Ларишка узнала сцену из «Вакханок» Эврипида, виденных ею при дворе греческого царя Гермея в Беграме.
— Видишь, женщина? Твой муж тебе столько не добудет.
Тохарка гордо выпрямилась:
— Мой муж добудет мне больше: царство, которого у тебя нет. Ты ведь только отыр своего городка?
— А скоро буду царём всех исетских манжар! — гневно блеснул глазами Лунг-отыр. — А вот вы царствовать уже нигде не будете. Вот кинжал — зарезать вас, вот серебряная чаша — собрать вашу кровь, вон дрова — сжечь ваши тела! Из ваших черепов я буду пить вино, ваши волосы повешу на эту сосну! — Благодушие отыра исчезло разом, в его голосе теперь рокотала ярость хищника, готового прыгнуть на добычу. — Зачем шли к нам в леса? Мы вас сюда не звали!