Наконец, не выдержав бешеного натиска отыра и его воинов, нападавшие обратились в бегство. Манжары преследовали их через болото и успели к идолам Семи Сарматов как раз вовремя, чтобы не дать угнать своих лошадей. Потом вскочили в сёдла и, вовсю нахлёстывая скакунов, помчались к городку. Ардагаст с Ларишкой успели на ходу подобрать своё оружие, принесённое манжарами в святилище. Нашли себе и коней.
Вылетев галопом из леса, они не увидели возле городка ни одного гунна. Ворота были сорваны, частокол в нескольких местах горел. Из-за частокола валил густой дым и явственно доносились крики и плач. Не думая о том, сколько врагов может ждать его в городке, Лунг-отыр погнал коня к воротам. Следом поскакали дружинники. Они, лучшие воины, не сумели защитить своё племя, и теперь им оставалось лишь отомстить или погибнуть. Или — погибнуть, отомстив.
Но и в городке они не встретили ни одного врага. Только местные жители, воины и простые горожане вперемешку, усердно гасили пожар, собирали тела убитых, ловили разбежавшуюся скотину. Женщины громко, в голос плакали над погибшими. Воевать было не с кем. Отыр осадил коня и, чувствуя на себе укоризненные взгляды, поехал шагом к остаткам своего дома. Две женщины в богатых, но изорванных и обгоревших платьях и пятеро маленьких детей со слезами бросились к нему. Один из заливавших огонь воинов опустил ведро и сурово, пристально взглянул на Лунг-отыра. У воина были редкие в этих местах тёмно-рыжие волосы, остроконечный позолоченный шлем с наносником и золотая гривна на шее. («Это мой брат Зорни-отыр, Золотой Богатырь», — вполголоса пояснил Хиранья).
— Ты доволен, отыр? Твои жёны и дети живы. Даже пушнина твоя не вся сгорела. И людей твоих в неволю не угнали. Боги оповестили моего брата, и я успел с дружиной. Гунны уже в городок ворвались: жгли, грабили. Но твои воины ещё бились. Солнце свидетель — крепко бились! Гунны моё войско увидели, сразу ускакали на юг. Я гнаться не стал: есть же у этого городка отыр. Или нет?
Лунг-отыр спешился и стоял, угрюмо опустив голову. Частицы пепла и золы, поднятые ветром, оседали на его панцире с серебряными драконами. Пятна крови высыхали на золотом поясе. Вокруг собирались манжары. А Зорни-отыр беспощадно продолжал:
— Я не ходил в набеги так далеко, как ты. И с гуннами дружбы не водил. Моё святилище беднее твоего. Но моего городка ещё никто не сжигал. Так кто же должен быть царём исетских манжар?
Лунг-отыр мрачным взглядом обвёл своих людей. Кто из них первый крикнет: «Не нужен нам такой князь!»? Нет уж, он умрёт как воин — в бою! Пусть попробует Зорни-отыр отказать ему в поединке — сам первым погибнет!
Тем временем Ардагаст напряжённо думал. Почему это Бейбарс напал на верного союзника? Только из жадности? Почему тогда бросили грабить городок? Или союзник стал не нужен? Убегать от врага гунны позором не считают, как и все степняки. Но почему ушли так легко и быстро? Берегли силы? А ушли на юг... Росич шагнул между двумя вождями:
— Не время делить царство, отыры! Гунны идут на Аркаим. Если огненный язык дотянется сюда, царствовать вам будет не над чем.
И царевич рассказал им о страшном замысле даоса. Зорни озабоченно потёр лоб:
— Кто такой Карабуга, я быстро узнал. Поэтому мы с братом и не верили гуннам. Так вот зачем он выведывал всё об Аркаиме! Шаманов поил, пленных стариков пытал... Да он опаснее Стратона! Тот мало учился и полез как медведь через тайгу, а этот много знает и всё рассчитает.
— Значит, нужно не допустить гуннов до священного города. Помиримся с росами и перехватим Бейбарса в степи, — предложил Ардагаст.
— Сказать легко, сделать трудно, — покачал головой Зорни-отыр. — Распараган горд и упрям.
— Что бы он ни решил, я буду с вами, — твёрдо сказал царевич росов.
— Сарматы идут к городку, — доложил подбежавший дружинник.
Вожди манжар и Ардагаст с Ларишкой сели на коней, не спеша выехали из ворот городка и остановились за рвом. В воротах стояла наготове конная дружина, на валу за обгоревшим частоколом — лучники. Впереди ехали Распараган с Вишвамитрой. Увидев Ардагаста живым и невредимым, его воины разразились приветственными криками, а кшатрий воздел руки к небу: