Все, даже русальцы, невольно попятились. Сражаться с самой страшной из богинь? Для этого нужно самому быть богом. Лишь Ларишка шагнула вперёд, но Ардагаст твёрдо произнёс:
— Ты царица росов и венедов, сейчас и после меня. Слышали все? — окинул он взглядом своё войско.
— Слышали. И отправим к Хозяину Мёртвых всякого, кто это не признает, — громко сказал Сагсар.
Войско одобрительно зашумело. Вышата с Лютицей вышли вперёд и стали рядом с царём.
— Два века назад Герай Кадфиз, великий царь тохар, бился с тем, чей идол на этом холме. И рядом с ним бились Огнеслав, великий волхв, и его жена Роксана. Я — их потомок, — сказал Вышата.
— Мне что вас трое, что один, — небрежно ответила Смерть и, вынув тяжёлый пест, метнула его в царя.
Прямо над головой Зореславича пест вдруг остановился, наткнувшись на луч солнечной чаши, завертелся волчком и полетел в Лютицу. Но опять не долетел, подскочил вверх, над головой царя перелетел к Вышате, потом обратно к волхвине и, наконец, упал, воткнувшись в землю до половины.
Воины захохотали:
— Ты бы ещё ступу бросила, бабка! Или корчагу с вином!
Смерть нельзя было удивить ненавистью, но чтобы над ней смеялись! Подняв косу, она погнала своего коня на Ардагаста. Загоревшийся синим пламенем клинок скрестился со смертоносным лезвием. В тот же миг Зореславич провёл золотым лучом по древку косы, и оно обратилось в пепел, а лезвие упало наземь. Смерть тут же выхватила меч. Два клинка зазвенели друг о друга. Один пылал синим грозовым светом, другой — бледным, мертвенным. Противница оказалась опытным бойцом, и царь еле успевал защищаться. После каждого удара смертельный холод волной прокатывался по руке и дальше через всё тело. Ещё немного, и окоченевшие пальцы не удержат меча... А луч Колаксаевой чаши пропадал без следа в чёрной одежде и бледном теле богини. Даже на её белые глаза-угли он действовал не больше яркого солнечного зайчика.
— Раскали её клинок! — донёсся голос волхва.
Ардагаст провёл лучом по клинку Смерти, и тот враз засветился красным светом, будто в кузнице. Взвыв от боли, богиня выронила меч. Тут же острие кушанского меча мелькнуло у неё перед глазами, расцарапав лоб. Ни капли крови не выступило, но Смерть резко повернула коня в сторону, спасаясь от нового удара. Потом выхватила правой рукой секиру, а левой — железный ткацкий гребень и с удвоенной яростью бросилась на Зореславича.
Секира просвистела у самой его головы, но солнечное пламя пережгло топорище, и обломок топора упал в пожелтевшую траву. Клинок застрял между зубьев гребня. Богиня попыталась сломать меч, но индийская сталь выдержала, и царь резким движением вырвал у противницы оружие, едва не вывернув ей руку. Смерть едва удержалась в седле, но следом удар мечом плашмя обрушился ей на череп, и страшная богиня свалилась с коня.
— Ну что, хватит с тебя? Венеды лежачих не бьют.
Богиня с трудом поднялась. Красный плащ сполз у неё с головы, обнажая седые волосы. Вместо грозного черепа на Ардагаста глядело старушечье лицо с крючковатым носом и острым подбородком. И голос богини сделался старческим, ворчливым.
— Что, рад, Солнце-Царь? Нашёл над кем храбрствовать — над бабой старой! Да ещё втроём с этими. От их чар у моего оружия силы втрое убыло. Потягался бы ты с вертихвосткой этой молодой... Вот она пусть за тобой и приходит! Чтоб я ещё когда явилась к тебе или роду твоему...
Яга принялась собирать остатки своего оружия, приговаривая:
— Не такая уж я злая, как вы все тут думаете. И День, и Ночь, и Солнце — три всадника, через мой двор всегда едут. Да все едут, кому в нижний мир надо. К примеру, Даждьбог. Совсем такой, как ты... Непутёвый. А ведь без моего клубка не добрался бы он до Мораны своей ненаглядной. Кто ко мне с добром, я того награждаю, даже и сиротку беззащитную.
— Знал я сироток, которых ты у себя за рабынь держала и, чуть что, съесть грозилась, — вмешался Вышата. — Ничего-то ты, бабушка, даром не делаешь. И Даждьбогу помогла, чтобы от соперницы избавиться.
— Много ты про меня знаешь, недоучка, — огрызнулась старуха. — Где Свет, там и Тьма, где Жизнь, там и Смерть. Я то есть. Мыс сестрой всегда были, от начала мира и до начала ещё. Не может не быть, ясно? Поэтому и нельзя меня совсем одолеть, даже и богу.
— Всё верно, бабушка страшная и грозная. Но пока я жив, ты ни в моем царстве хозяйничать не будешь, ни на этой горе, — сказал Ардагаст.
— Вот напугал-то! — фыркнула Яга. — Лысых гор знаешь сколько? Рядом, у Корчеватого, ещё одна есть. Или вот круча между Крещатицким и Чёртовым беремищами. Тоже хорошее место. Как раз возле Перуновой горы вашей.