— Смотри, Ардагаст, смотри хорошенько! Всё тут есть, чем мир богат. Всё Даждьбог собрал. Всё, да не всё...
Зореславич пригляделся. Да, кое-чего не было. Ни крепостей, ни городков, вообще никаких защитных стен или валов. Только ограды от животных. Здесь не знали войн! А ещё не было межей, словно вся страна составляла поместье одного владельца.
— Кто живёт в этих домах из золота и самоцветов? Ваши знатные? — спросил Ардагаст.
— Это не самоцветы, а стекло. Гибкое, небьющееся — у смертных такого ещё нет. А у нас оно — только для общинных зданий. В них — храмы, библиотеки, залы для собраний, — ответил Пифагор.
— А знатные мы все. Все от Адама, по-вашему Сварога, — продолжил Пётр. — Ни царей, ни рабов у нас нет, а начальников мы выбираем. Работаем вместе. Добудем мало — делим поровну, много — даём кому сколько нужно. Кто хочет — работает в одиночку, но с общиной делится, а община — с ним.
— И при этом никто не ворует, не лодырничает, не норовит урвать побольше. Поистине, рассуждающие о порочности и греховности человека судят по себе! — с чувством произнёс Аристей.
— Всё как у нас, сииртя. Только не так холодно, а люди мудрее и живут богаче, — невозмутимо кивнул Абарис.
— А нас, Братьев Солнца, ещё попрекают: вам-де больше всех надо. Да, нам много надо — для всех людей. А для себя — мало, — сказал Вышата.
— Да, с нами тут легко, — вздохнул Пётр. — Мы ведь все жизнь положили за добро и справедливость. А там, в земном мире... словно среди ядовитого болота. Ессеи, чтобы жить, как здесь, бежали в пустыню. Римляне и там их нашли и перебили... А к нам в иерусалимскую общину как-то вступила богатенькая парочка, Анания и Сапфора. Имущество продали, деньги отдали общине, только вот часть их утаили, и немалую. Для чего — подкупом прибрать общину к рукам? — Голос рыбака стал неожиданно суровым. — Я применил к этим пройдохам Заклятие Истины — то, что убивает ложно клянущихся на месте. Оба упали мёртвыми.
— Ты, Пётр, не иудей, а жестокий скиф, — иронически произнёс Аристей. — Когда за твоим горе-мессией пришли стражники, ты один схватился за меч и отсёк какому-то бедняге ухо.
— Разве скиф предаст своего вождя? — махнул рукой рыбак. — А я отрёкся от нашего рабби трижды за одну ночь.
— Какой из него вождь? — презрительно хмыкнул Зореслав. — Собрался в цари, велел вам купить оружие. А как дошло до дела, перетрусил и сдался. Вы тогда могли все с честью погибнуть в бою, как мы под Экзампеем! Или прорваться с боем...
Пётр опустил голову. Некоторое время они летели молча. Потом Пифагор заговорил:
— Да, здесь хорошо, но не торопитесь сюда. Нелегко быть мёртвым, даже великим. Живёшь тут, споришь, набираешься ума и вдруг понимаешь, какую чушь говорил ученикам. А их потомки эту чушь повторяют и приговаривают: «Сам сказал». «Сам» — это я, Пифагор с Самоса! Я гордился своими общинами. Всё общее, не только у нас, избранных, власть — нам, осчастливим свои города нашим мудрым правлением, а мудрейший, конечно, я, воплощённый Аполлон... Вот наши общины и превратились в шайки аристократов-заговорщиков.
Боги, не я ли проложил дорогу этому мерзкому Братству Тьмы?
— Плохой ты был ученик, — отозвался Абарис. — Славы хотел, власти. И сам таких же собрал. Говорил я тебе: поживи у сииртя или хоть у скифов. Душу очисти, тогда иди учить. А ты в Египет к жрецам подался, потом к халдеям, к персидским магам. Искал, кто всех чванливее?
— Нас зовут Учителями человечества, — вздохнул Пифагор. — А Учитель не может переучивать. И он в ответе за своих учеников. Сократ это понимал. Потому и не стал бежать от суда и казни.
— Ты понял свои ошибки постепенно. А на меня всё обрушилось сразу, как только попал сюда, — печально проговорил рыбак. — Тот, кого я считал Мессией и сыном Бога, оказывается, в преисподней — за то, что учил не противиться злу. Одно утешение, что там же этот, убийца праведников и самозваный апостол Павел из Тарса, который учил рабов повиноваться господам, а господ — откупаться от бедняков подачками. А я, выходит, заслужил блаженство здесь. Тем, что создавал общины, как у ессеев, правда, не в пустыне, а в городах. Но ведь у нашего рабби Иешуа тоже была такая община, только странствующая... ну, кочевая...
— Бродячая! — безжалостно произнёс Абарис. — Печорцы по тундре кочуют, летом рыбу ловят, осенью оленей бьют, зимой в тайге охотятся. А вы с чего жили? То рыбачили, то у богатых шлюх деньги брали. А денежный ящик доверили вору. Он вашего рабби и продал. Бродяги вы были, а не кочевники.