Уже натянули тетивы амазонки, несутся волками и турами Волх и его оборотни, вьётся на ветру красное знамя, реявшее над Золотой горой и Священным островом. Сейчас лучшие воины Аорсии перебьют друг друга, как герои Эллады под Троей. Перебьют на радость негодяю в чёрной хламиде и тем, кто его послал. И кто бы ни победил в этой схватке — не будет он достоин даже и взглянуть на Колаксаевы дары. Сгинет в водовороте усобиц Фарзоево царство, и веками будут сарматы в промежутках между набегами слушать песни о последнем бое Фарзоя... Или Ардагаста, какая разница!
Эти мысли вихрем пронеслись в голове Зореславича. И тогда он поднял скованные руки и крикнул во всю силу лёгких:
— Стойте! Именем Солнца приказываю вам!
Только голос вождя смог остановить росских всадников, разогнавшихся для атаки. Они замерли, по-прежнему готовые к бою, а вид Ардагаста в цепях разъярил их ещё больше. Выехавший вперёд индиец вскричал:
— Кто посмел сковать тебя, Солнце-Царь?
Весь в красном, величавый и непреклонный, навстречу росам выехал Фарзой. Золотом и бирюзой сверкали гривна с конскими головами и пояс.
— Ваш царь скован по моей воле! И так будет со всяким, кто возомнит себя выше великого царя. А кому это не нравится — пусть откочёвывает из Аорсии.
— Мы, венеды-росы, не кочуем, — сказал дрегович Всеслав.
— А мы, сарматы-росы, не убегаем от царей, как побитые собаки, — гордо тряхнула золотыми волосами Ардагунда. — Мы и потомки сколотое — теперь один народ. Эта земля — наша земля, Колаксаевы дары — наши дары, и никуда мы отсюда не уйдём.
— А не уйдёте — покоритесь мне. Пока я правлю Аорсией, мною не будет править ни один наглый царёк, — властно произнёс Фарзой.
— Тобою уже правит римский чернокнижник, — взглянул в глаза Фарзою Вышата. — И его чары ты употребил не против римлян, а против нас. Я знал его молодым негодяем, но теперь это самый опасный негодяй во всей Империи.
— Ты не посмел сразиться с Ардагастом и одолел его мерзкими чарами, — бросила в лицо Фарзою Ардагунда. — Так, может быть, выйдешь не поединок со мной, женщиной и царицей?
— Царица над сорока распутными девками! — взревел Умабий.
— Если бы не твоя седина, царь верхних аорсов, я, священный царь мужеубийц, вызвал бы на бой тебя, — с достоинством, не давая гневу овладеть собой, ответил ему Вишвамитра.
— Попробуй лучше одолеть меня. Мне для боя хватит зубов и когтей, — оскалил клыки Седой Волк — Волх Велеславич.
— Степной волк лесному не чета, — горделиво отозвался Умабий. — Да кто вы все такие, чтобы вызывать на поединок царей? Шайка бродяг со всего света! Где бы вы были, если бы не наше царство?
Ардагаст стиснул кулаки. Поединок! Это значит — Инисмею придётся мстить кому-то за смерть отца или тестя. Одна месть будет звать за собой другую, пока не разъест царство хуже ядовитого зелья. И он громко сказал:
— Хватит! Никаких поединков! Хотите, чтобы с Аорсией стало то же, что с Великой Скифией? Тогда Колаксаевы дары вовсе уйдут из этого мира, а вина за это ляжет на всех нас.
— Да, — склонил голову Вишвамитра. — Все наши подвиги обратятся в ничто, и мы будем достойны возродиться стервятниками. Но если мы не помешаем беззаконию, то отяготим свою карму не меньше.
Ардагаст обернулся к Фарзою:
— Пусть нас с тобой рассудит сама Огненная Правда. Войди в пещеру с дарами — мы не станем на твоём пути. Но если солнечное золото тебе не дастся...
— Я выйду из пещеры со всеми тремя дарами. Или не выйду живым, — с суровой решимостью обречённого произнёс Фарзой и добавил: — Только тогда вам с Вышатой вернут свободу.
— Наша дружина пойдёт вместе с вашей. И если что-нибудь случится с Ардагастом или Вышатой — ты нам больше не царь, — столь же решительно сказал индиец.
— А ты, мерзкий колдун, — указал Хилиарх пальцем на Валента, — тогда не скроешься во всех трёх мирах. Об этом позаботится Братство Солнца.
С юга донёсся крик грифона — грозный и манящий, словно бездна. Кому он вещал гибель? Никто из аланов и росов не ведал. И никто даже не подумал повернуть назад.
Было уже поздно, потому решили заночевать тут же, у горы, чтобы с утра идти к Перун-острову. Аланы и росы разбили два отдельных стана. Стемнело. В обоих станах не слышно было песен. Часовые настороженно поглядывали, в любой миг готовые поднять тревогу. Не полезут ли росы среди ночи отбивать своего царя? Не нападут ли аланы на сонных росов, не сделают ли что ночью с пленниками?
Пленных держали в одной юрте, под надёжной охраной. На ужин принесли жареной баранины и вина. Трое ели молча, без охоты. Потом Вышата сказал с невесёлой усмешкой: