В дверях стоял в одной рубашке Ардафарн. Его голубые глаза с недетским упрёком смотрели на старейшин. Ардабур встал, погладил могучей, как медвежья лапа, рукой золотые волосы царевича:
— Всё слышал, наследник? Не бойся, дядя Ардабур тебя с братцем и сёстрами не предаст, и дедушки твои тоже. Царями росов и венедов могут быть только дети Ардагаста — того, кто наше царство создал. А боги не в силе — в правде.
— Мой тятя никого не боится. За это его боги любят! — с жаром сказал мальчик.
— Отчаянный твой тятя, — вздохнул Доброгост. — И моя Добрянушка при нём такой же сделалась. К экзампейским жрецам идти! Никто не знает, люди они или духи сколотских жрецов.
Ардабур махнул рукой, отправил в рот пирог с капустой и сказал:
— Какие там духи! Одни из них в Черном лесу живут, на древнем городище царя Огняна, а другие — среди нас, только тайно. Кто среди волхвов экзампейский жрец — это знают разве что Вышата да Авхафарн.
Авхафарн, верховный жрец росов, летом жил в юрте, а зимой — в добротной мазанке своего зятя-венеда. Многие называли самого жреца на венедский лад Доброславом, а царица Добряна назвала в его честь своего первенца. Несмотря на поздний час, старик не спал. Закутавшись в медвежью шкуру, он читал книгу, присланную пантикапейским мудрецом Стратоником. Выслушав рассказ Миланы, жрец покачал головой:
— Вот ведь разболелся не ко времени! Нет, колядовать завтра вечером выйду, а до того... Волхвование требует сил и здоровья. Разве что в чаре погляжу, что там с царём. А русальные жезлы — вот они, в сундуке. Я в них новые травы вложил, заговорил, окурил.
— Что, если позвать на помощь экзампейских жрецов? Их предки хранили Колаксаевы дары, — сказала Добряна.
— В эту ночь они будут в подземельях Экзампея. Но со мной и говорить не станут, — покачал головой Авхафарн. — Я сармат.
— И со мной не станут. Кто я? Лесная ведьма. Хоть и не злая: не учёная, а природная, — вздохнула Милана.
— Они душой-в прошлом: Великая Скифия, цари в золоте, великие города, несметные богатства сколотов-пахарей... Лелеют память о том, чего их предки не сберегли. Ведь они — последний остаток авхатов, что были у пахарей жреческим племенем, — сказал старик.
— Тогда пойду я, — тихо, но решительно сказала Добряна. — Мы, северяне, — от пахарей. У меня в роду сарматов нет. И не ведьма я, а законная царица, и дети мои — потомки сколотских царей.
— Ой, что задумала, подруженька! — всплеснула руками волхвиня. — В Экзампее четыре входа, а стерегут их Солнце, Огонь, Месяц и Вий-смертоносец. А в Виевом входе — семь врат из семи горящих металлов. Сгоришь, и косточек не останется! Давай уж я с тобой, хоть моя лесная волшба тут мало поможет.
— Ты лучше лети с дружинниками. Несите скорее жезлы нашим русальцам. Там ты нужнее. А я понадеюсь на Ладу-матушку.
Жрец внимательно взглянул в глаза царицы и медленно заговорил:
— Да. Душа твоя чиста и тверда. Потому надейся на Мать Мира. Я дам тебе её скифский оберег. Попробуй пройти с ним через вход Огня — юго-западный, или Солнца — юго-восточный. Северо-восточный вход посвящён Месяцу, владыке ночи. Самый трудный — северо-западный, вход Ваю. Вы, венеды, зовёте его Вием или Стрибогом. Тот проход открыт лишь магу, прошедшему семь степеней посвящения.
— А женщине? — спросила царица.
— Я не слышал, чтобы какая-нибудь волхвиня пробовала им пройти. Но... помни: все боги пошли от Матери Мира. И ещё: Экзампей стерегут духи Властимира, Гремислава и Зореслава, павших в бою за святилище. Но они бывают там не всегда. А четвёртый страж — дух Саузарин, жены Сауаспа, погребённой в самом Экзампее. Берегись её, но не бойся, иначе погибнешь, как тот молодой волхв, что вздумал провести три ночи на её могиле. А теперь возьми оберег, и да хранят тебя все Светлые боги!
Он достал из ларца круглый золотой талисман на цепочке и надел на шею царице. На золоте была искусно изображена крылатая богиня с воздетыми к небу руками. Ноги ей заменяли шесть змей с головами грифонов, львов и драконов. Над всем живым в трёх мирах была властна Великая Богиня, породившая творцов Вселенной. Поцеловав древний оберег, царица спрятала его под шубку.
На юго-восток, к Перун-острову, летели над ночной степью одиннадцать соколов и орлица. Черти и ведьмы стремглав улетали прочь, завидев в их лапах резные деревянные жезлы. Эти жезлы со скрытыми в навершиях чародейными травами были оружием русальцев — двенадцати лучших воинов Ардагаста. На Святки и на Купалу, в самые святые и страшные ночи года, русальцы плясали, готовые в любой миг перейти от пляски к бою с нечистью и её слугами.