Зависть когтями стервятника стиснула сердце Валента. Маг-недоучка, далёкий от духовного совершенства, даже в оковах оставался духовным вождём этих варваров, и не только из своего племени! А он, великий иерофант, кому будет нужен здесь, лишённый силы магическими цепями? Раньше надо было избавиться от волхва и царька росов, и любой ценой! А теперь их обступили двенадцать воинов с магическими жезлами. Силу двенадцати знаков зодиака не одолеть и силой семи светил, сокрытой в перстнях.
Чёрными тенями над островом носились на нетопырьих крыльях бесы. Гася звёзды, пылая огненными глазами, тёмным призраком пролетел дракон. Нечисть скапливалась на Таволжаном, на левом берегу Днепра, на соседних островках, злобно шумела, но реки не переходила.
Твёрдыми шагами вышел в круг Фарзой, вонзил в снег свой меч и, простирая к нему руки, заговорил:
— Меч-Ортагн! Всем я обязан тебе и своей отваге. Испытай же мою силу! Открой мне путь к золотым дарам или прегради его в любом обличье. С боем или без боя я пройду к ним и возьму — для блага моей Аорсии, мною созданной!
На одной из скал Таволжаного стояли два всадника. Один — молодой, златоволосый, на белом золотогривом коне. Другой — зрелый муж с буйными чёрными волосами и золотой бородой, на могучем буром коне.
— Столкнулись мой избранник с твоим, — усмехнулся в бороду старший. — А что? Оба сильны, отважны, каждый по царству создал...
— И могут сейчас оба царства разрушить. На радость дядюшке Чернобогу. Вот он ждёт, руки потирает, — сказал младший.
На другой скале, прозванной Волчьей, безмолвно возвышался третий всадник — длиннобородый старик на чёрном коне.
— Вот пусть твой моему дары и уступит, если такой праведный, — ответил старший.
— Эти дары не могу уступить даже я. Они сами выбирают достойного.
— Чем же твой достойнее?
— Даже во имя царства он не звал на помощь бесов. А рядом с твоим сейчас чёрный колдун и чёрт.
— Вот этого я никому не прощаю, — безжалостно произнёс старший, огненной искрой взмыл в воздух, перелетел реку, упал на «голову» священного острова-змея и исчез под землёй — там, где большой камень со священными знаками прикрывал ещё один, верхний вход в пещеру.
С мечом и золотой стрелой в руках Фарзой подошёл к железной двери, уже расчищенной дружинниками. По правую руку от него шёл, ловя на себе косые взгляды, Валент с Колаксаевой Чашей в чёрном ларце. По левую — видимый лишь волхвам толстый лысый демон. Великий царь чувствовал себя как зверь, умело загоняемый в охотничью ловушку. Тем хуже для охотников!
Фарзой коснулся стрелой Абариса двери, и та сама собой отворилась — медленно, со скрежетом. За ней блестела в свете костров другая дверь — золотая. Стрела заставила открыться и её. Удивительный золотистый свет озарял пещеру изнутри. Завидев его, вся нечисть, обступившая остров, яростно завыла, зарычала, словно стая хищников, учуявшая добычу. Дружинники выставили копья, наложили стрелы на тетивы. Ярким светом вдруг озарились три скифских навершия на «голове» острова, а колокольчики на них тревожно загудели, будто огромные колокола.
Царь, маг и бес вступили в пещеру. Подземелье с высоким сводом напоминало юрту. В нём стояли золотые и серебряные столы, накрытые скатертями с золотыми кистями и уставленные золотой и серебряной посудой. Кубки, рога, чаши... Искусной рукой грека на них были изображены суровые лица скифских царей и богов, подвиги родоначальников скифских племён. На пёстрых коврах, покрывавших стены, висели мечи и акинаки в золотых ножнах, золотые гориты. Некогда здесь было тайное святилище Ортагна-Перуна, скифского Арея, где порой сам грозный бог пировал вместе с лучшими из воинов Великой Скифии.
Но дивный свет исходил не от этого золотого великолепия. В самой глубине пещеры, на алтаре, покрытом парчой, лежали Секира и Плуг с ярмом. Золото, из которого они были отлиты, само собой ярко сияло, но не слепило глаз. Этот добрый свет невольно внушал человеку спокойную отвагу, уверенность в своих силах, готовность следовать до конца предназначенным богами и предками путём. Алтарь окружал своим телом, положив три головы на конец хвоста, крылатый змей. Аспидно-чёрная чешуя его тускло блестела в свете небесного золота. Чёрными, как у ворона, были и перья на его крыльях. Недвижный, бездыханный, змей казался статуей, высеченной из чёрного камня.