Отважный сокол-нур подлетел к отряду у самой реки.
— Напоследок хотел ей в рожу вцепиться, а она как глянула! Я — сразу камнем вниз, да в лесу спрятался, а то бы и впрямь... закаменел.
— Нам всем ещё повезло! — махнула рукой Милана. — Это была из трёх самая молодая. Две другие, баба и старуха, посильнее будут.
Отряд Вишвамитры приближался к Иджид-парме, когда с заснеженного Тельпосиза сорвался ледяной ветер и понёсся, валя деревья и засыпая тайгу снегом. Огромная просека стремительно приближалась к росам, а над нею с рёвом летел, потрясая палицей, косматый седой бог в белом плаще. На земле, вторя богу, торжествующе ревел Яг-морт, хотя ели валились прямо на его воинов. Сердца пермяков дрогнули. Это уже не чудовище вроде коршуна Йомы. Сражаться с богом, грозным богом северного ветра? Им, людям? Ни в каких песнях такого нет. Смертный может богу только молиться или звать на помощь другого бога.
Пермяки поминали Ена, Золотую Бабу, Шунду-Солнце, Грозового Охотника. Только где они все, если осеннее небо обложено серыми облаками, а для гроз уже не время? Но тех, кто сражался у Золотой горы, Владыка Ветров больше не мог устрашить.
— Летим! — воскликнул Лунг-отыр, обернувшись к пермяцким князьям, и поднял к небу оба клинка.
Следом подняли своё оружие Кудым и Перя, и снова зазвучало на двух языках могучее заклятие. Не видно в небе Светлых богов? Зато есть люди, силой духа подобные богам! А ещё есть племя, и не одно, что вырастило таких людей и поставило их впереди себя, трое лесных князей снова взмыли в небо, навстречу приближавшейся буре.
А на верхушках двух вековых елей сидели два больших златоклювых ворона: Аристей и обернувшийся птицей Або. Между ними, преграждая путь ветру, засветилась золотистая завеса. Ветер нёсся не прямо с севера, а с востока, и многоопытные солнечные шаманы надеялись удержать его вдвоём.
А с севера приближалась на золотых крыльях другая злая сила — горгона, средняя из трёх. Воины уже видели её беспощадный лик, увенчанный клубком змей. Тела и души цепенели от холода и страха. Испуганно всхлипывали молодые амазонки. Ардагунда прикрикнула на них:
— Не хныкать, девчонки! Мужчины на вас смотрят! А кто побежит — именем богини прокляну... и высеку!
Меланиппа тряхнула чёрными кудряшками:
— Холодно совсем... Пересвет, сыграй, а мы спляшем!
Негнущимися пальцами гусляр провёл по струнам и почувствовал, как вливается в руки привычная добрая весёлая сила — от прадеда Велеса. Вот он, вырезанный на коробе, под струнами, — луннорогий, на троне, с гуслями в руках, и внимают его игре птицы, олени, львы... Всё громче, уверенней зазвучала венедская плясовая. Соскочили с коней пермяки, амазонки, манжары, заплясали кто во что горазд. Выделывали немыслимые коленца даже оборотни — туры и волки, кто на четырёх ногах, кто на двух. Меланиппа вовсю вертела, взяв за лапы, Волха — Седого Волка. Огромный индиец выбивал ногами дробь перед Ардагундой.
Потом зазвучала воинственная мелодия древнего танца арьев, и воители пошли вприсядку, потрясая мечами, копьями, секирами. Звеня секирой о меч, вихрем носилась с развевающимися золотыми волосами царица амазонок. Оторопело глядели на всё это незнаемые и не смели напасть. Таёжные разбойники и бесы только качали головами. Они-то мнили себя храбрее всех в лесу... И откуда взялись такие люди, что перед самым грозным богом не отступают, на самую страшную богиню и не смотрят, ещё и пляшут в такой час?
Богиня в ярости сжимала медные кулаки. Древний танец, посвящённый Митре-Солнцу, ослаблял смертоносную силу её взгляда. Ни пляшущим воинам, ни воронам-шаманам словно и не было до неё дела! Неизвестно, какие страшные чары обрушила бы она в злобе и досаде на людей, но тут с запада подлетела золотистая утка. В когтях у неё было парфянское серебряное блюдо с царём-всадником. Старая Потось не вмешивалась в схватку мужчин с грозовым коршуном, но теперь настало время женских чар. Ардагунда воздела руки, и они засияли ярким светом. Отражённый блюдом луч света, в котором золотое сияние смешивалось, играя, с серебристым, устремился к горгоне. А вдоль него поскакал всадник на златогривом коне, с грозно поднятым мечом. Рядом с его головой летели, ослепительно сияя, два маленьких светила — солнце и луна. Их некогда вырезал на блюде мудрый Бурморт.