-- Берсерк даже в человечьем обличье лют и силен, как медведь. Куда там Медведичам да их разбойникам в крашеных шкурах... И, говорят, никакое оружие их не берет, разве только заговоренное.
-- Литвины рассказывали: страшная сеча была с готами, и только двенадцать берсерков Бериговых вышли из боя без единой царапины. Потому и не носят они никаких доспехов, а щиты бросают, а то и мечи. И бьются дубьем или голыми руками, пока вовсе медведями не оборотятся.
-- Да нет, можно берсерка ранить даже и смертельно. Только он раны все равно не почует до самого конца битвы, и не ослабеет.
-- Так надо бить его не железом, а дубиной, или камнем, или еще чем таким, чего воин в руки не берет
-- Говорят еще, бес в нем. проклятом, сидит и велит боя искать или хоть драки, да не как на Масленицу, а насмерть.
-- Эх, да никто толком не знает! Ардагаст, и тот с берсерками дела не имел. А Сигвульф только мальцом издалека видел.
К костру подошел неслышным волчьим шагом Лютомир. Лютичу тут же уступили место, поднесли крынку пива и пирог с гусятиной. Оборотень усмехнулся в вислые усы, понимающе кивнул, и, прихлебывая пиво, не спеша заговорил:
-- Мы, вильцы, с берсерками всю жизнь воюем. Страшен берсерк с виду: ревет, губы в пене, щит грызет... В этом и сила его - в твоем страхе! Испугаешься - тогда оружие и впрямь не поможет: забудешь, как рубиться. А что его ранить нельзя - врут с перепугу же. Не голый он бьется - в медвежьей шкуре, а ее не всяким ударом прорубишь.
-- Так ведь литвины говорили: бьешь берсерка мечом или копьем в голую грудь, а он будто в кольчуге невидимой.
-- Та кольчуга - его мышцы. Умеет он их так напрячь.
-- Ух ты! А вы, серые воины, умеете? - спросил молодой полянин.
-- Нет. У нас, волков, другое: напасть, отскочить, извернуться. Все быстро, легко, ловко. А не грудью напролом.
-- А как делаются берсерками? Неужели нет среди венедов настоящих воинов-медведей? И выучиться не у кого? Я не про Шумилу с Бурмилой, понятно, - глаза полянина так и горели любопытством.
Лютомир обвел внимательным взглядом сгрудившихся вокруг костра дружинников и твердо сказал:
-- А от этого пусть хранят вас все светлые боги. Колдун вселяет в человека душу убитого медведя. Или человеческую душу калечит чарами. Вот и получается урод: ни человек, ни медведь, а хуже их обоих. Из берсерка медведь так и рвется, и добро бы только в бою. И не простой медведь, а злой, разъяренный.
-- И верно. Медведь, он добрый, если его не разозлить. Опять же - священный зверь Перунов, - сказал кто-то.
-- В этом бешенстве - и сила, и слабость берсерка, - продолжил Лютомир. - Даже зверь не может без конца беситься. После боя нападает на берсерка "берсеркское бессилие". Вот тогда его можно голыми руками взять. Может и сам умереть от слабости. Это мы, волки, устали не знаем. А "невидимая кольчуга"... Она хороша против плохой стали. Такие, видно, кузнецы у ваших литвинов.
Каллиник, тихо слушавший все это, подумал: "Готы, венеды, росы... Все они для нас - варвары, двуногие звери. Почему же одни из них выращивают в себе зверство, а другие гнушаются его?" А вслух сказал:
-- Вы, волколаки, тоже воины-звери, но не беснуетесь, как берсерки. Как же вам удается так повелевать зверем в себе?
-- А это смотря для чего он, зверь, тебе нужен. И не только тебе, - сказал Волх, так же незаметно, по-волчьи, подошедший к костру. Ему тут же дали место у огня, угостили самбийским яблочным медом, и волчий князь заговорил:
-- Знаете ли, откуда взялись мы, серые воины Ярилы? Было время, пошли бесы приступом на небо. Да разбили их молодые боги, и посыпались проклятые на землю. Попрятались по разным глухим, нечистым местам, расплодились без числа, и стали держать людей в страхе Чернобожьем. А всякие "мудрые" и "вещие" с того страха жили и людей учили: "Вот ваши земные боги, покоряйтесь им". Перун и его грозовая дружина били нечисть огненными стрелами, но разве с неба разглядишь все подземные норы и лесные укрывища? Совсем бы люди потеряли честь и отвагу, стали рабами бесов. Только видели, как волки без страха охотятся на нечистых, в самой глухой чащобе находят их и поедают. И сами брались за оружие и обереги, ибо знали: волкам сам Ярила назначает пищу. В те времена сходились волки и волчицы с людьми, и рождались от того люди-волки, наделенные даром оборотничества. Целые роды и племена пошли от них.
-- А разве у вас, нуров, или у вильцев все оборачиваться могут? - спросил кто-то.
-- Не все, и чем дальше, тем меньше. Слабеет волчья кровь... Но оборотничеству можно научиться. Заметил все это Ярила и собрал волколаков, природных и ученых, в тайное братство. Мы все, серые воины, как один род, но племя наше - все люди. Первый наш закон: истребляй нечисть и слуг ее, храни от нее мир земной. Не для себя становись зверем - для людей. Тогда и не одолеет в тебе зверь человека.
-- Это у немцев вервольфы по ночам скотину режут и людей губят. Да и у нас злые колдуны тем же пробавляются. Одинокие волки, а попросту - тати и душегубы! - стиснул кулак Лютомир. - А берсерки... Где воюют только ради разбоя - там в цене такие воины-лиходеи. Привечают их, зазывают наперебой, вместо того, чтобы гнать от людей подальше или изводить, как бешеное зверье.
-- Вот и будем изводить всех этих медведей бешеных и ряженых! - бодро произнес Неждан Сарматич. - Не бойтесь, ребята: всякий зверь только с непривычки страшен. К примеру, боевые слоны. Побежали бы мы от них тогда в Мидии, не растолкуй нам Вишвамитра, куда их бить и чего они боятся.
-- Светлые боги не выдадут - и медведь не съест! - рассмеялся обычно суровый Волх. - Да вот уже и русальцы идут. Пошли гулять, дружинники! Пусть готы своего Рагнарека ждут, а наше дело святое да веселое - мир от погибели спасать!
В городке Дружном, в княжьем тереме собрались предводители союзного войска. Сюда прибыли Палемон и Витол, а с ними, - худой и высокий, - Матто, князь скалвов, живших в низовьях Немана. Был здесь и добродушный силач Склодо, князь надравов. Во главе стола сидел, разглаживая пышные белые усы, хозяин - князь самбов Побраво. На него, совсем седого, но стройного телом и красивого лицом, еще заглядывались прусские женщины.
Стол был накрыт щедро, но, вопреки обычаю эстиев, никто не стремился ни напоить гостей допьяна, ни напиться самому. Лица вождей были серьезны и сосредоточены. Никто не препирался с другими о главенстве, не хвастал силой и славой своего племени. Грозная опасность сплотила князей, и все как-то сразу признали главным вождем Ардагаста - наиболее славного и отважного из них, хотя и подчиненного Инисмею.
Сейчас все смотрели на Зореславича. А он внимательно разглядывал изготовленный Либоном чертеж Янтарного берега. Два залива - Куршский и Свежий, отделенные от моря песчаными косами. В Куршский залив впадает Неман, в Свежий - Прегола, Висла и ее восточный рукав - Ногата. Между заливами полуостров - земля самбов. Янтарный Дом - почти у самого ее западного берега, в городке Гентарскалнисе - Янтарном. Чуть южнее его Расакалнис - Росяной городок. Мимо них течет в Свежий залив речка Нейма. Между ней и устьем Преголы еще один городок - Лангвенкалнис, Луговой. Все эти маленькие, но надежные крепости запрятаны в лесах, подальше от побережья. Для драккаров речки мелковаты. Пока готы высадятся, жители сел успеют скрыться в городке.
Подняв глаза от чертежа, Ардагаст сказал:
-- У нас два врага: на суше - Медведичи с их скопищем, на море - готы. Скопищу одна дорога - вброд через устье Преголы. Здесь и станет наша сарматская конница. Думаю, вести ее пристало только великому царю. - Инисмей согласно кивнул. - За росами пусть станут конные ятвяги - у них доспехи хуже. А по бокам росов - пешие самбы и надравы. Идти за реку незачем, ударим лучше, когда враги полезут через брод.
-- Дозволь только нам, серым ратникам, пробраться за реку да устроить этому дурачью переполох в тылу, - сказал Волх.