-- Ну куда мне до вас с Добряной? Я же не воительница, только охотница. И через Семь Врат пройти еще не сумею. Но непременно научусь! А вот из лука стреляю лучше многих воинов, даже ночью. Давайте устроим состязание? Я вижу, здесь Ардагунда и другие поляницы.
-- Кто лучше стреляет, мы узнаем в бою. Это труднее любого состязания, - сказала царица амазонок.
-- Война, доченька. Здесь, на Янтарном берегу, - тихо произнесла Венея.
-- Война? Дядя Палемон, неужели они послушали не тебя, а этого дурака и враля Аллепсиса с тощим Нергесом?
-- Они не захотели даже встретиться со мной. Видно, Нергес понял, в чем сила моей стрекозы.
-- Война..., - голос девочки дрогнул. - Я никогда не была на большой войне. Один раз высадились готы, гонялись за мной по лесу. Я пятерых застрелила. Ардагунда, возьмешь меня в свою дружину, хоть на время? Лук у меня скифский, боевой! - совсем воинственно закончила она.
-- Твой лук пригодится здесь. Мы с тобой будем защищать сам Янтарный Дом. Ты хорошо умеешь посылать чары со стрелами, лучше, чем с ветром, - сказала Венея.
-- Но прежде, чем этот сброд дорвется до Дома Солнца, пусть одолеет нас всех, - решительно произнес Ардагаст.
-- Вот-вот! Пусть пройдут через лес, когда я там в полный рост встану! - отозвался стоявший позади всех Шишок.
Все рассмеялись. Не так страшен Чернобог, как его злой колдун вырезает.
-- А что это за ведьма у вас тут в болоте сидит, княгиней себя зовет? У нас на Днепре чертовки так не величаются, - полюбопытствовал леший.
-- Она - богиня, хозяйка этого болота, - ответила жрица.
-- Как же вы ее терпите, да еще под самой священной горой? - изумился лешак.
-- Прежние жрицы хотели ее изгнать. Но в ее власти конская голова на самом дне болота. Если голову поднять - злая, нечистая вода затопит весь край. Кое-кто молится этой болотной княгине, колдуньи водятся с ней. Но вредить храму она не пытается. И потом... Этот мир не может быть без таких вот низких мест и их хозяев. А высокие места принадлежат светлым богам. Лишь бы те, снизу, не пытались завладеть всем миром, - сказала Венея.
-- Да, мир устроен мудро и прекрасно. Иначе думают лишь такие, как Валент, - поддержал ее Каллиник.
-- И даже внизу не одна лишь нечисть и мерзость, продолжила жрица. - Вы заметили озеро у подножия Росяного? Оно посвящено Ладе и Даждьбогу. Когда Янтарному Дому будет грозить великая беда и смута, из озера выйдет могучий вепрь с золотой щетиной и сияющими белыми клыками.
Вишвамитра в сомнении потер затылок:
-- Я воин, а не ученый брахман. Но думаю, там, где так близко Кобылья Пасть, хоть с огнем, хоть с грязной водой - жди беды. И как раз во время битвы.
-- Ты только хранишь мир, Венея. А чистить его приходится таким, как мы. И знаешь, не так уж он строен. Но и не так мерзок, как я когда-то думал, - заметил Хилиарх.
Красный диск солнца едва выглядывал из голубых вод Венедского моря. Еще немного - и ночь опустится на Янтарный берег. Самая короткая ночь в году. Самая святая и самая страшная. На валу Янтарного городка стояли, оперевшись о частокол, Венея, Вышата, Каллиник и эрзянка Виряна.
-- Видите? Тонет Дочь Солнца, только золотой венец ее блестит. Тонет - значит, уходит в подземный мир к Поклусу, - сказала жрица.
-- Дочь Солнца - это лунная Леля? - спросил Каллиник.
-- Нет. Другая. Мы ее зовем Ниолой, а венеды - Мораной. А ее мать - Лада-Купала. Она тоже уходит под землю. Но вернется через месяц, вместе с урожаем. А Ниола - только весной, - ответила Венея.
-- Да ведь это наши Деметра и Персефона! - воскликнул царевич. - А Поклус - Аид. Я много о них узнал, когда посвящался в Элевсинские мистерии.
-- Зато о главном молодце ты в Элевсине и вовсе не слышал, - торжествующе усмехнулся Вышата. - О Даждьбоге Сварожиче, Сыне Бога. Как спустился он вслед за Мораной, своей сестрой и женой. Как бился с Поклусом-Чернобогом. И вывел-таки ее весной на белый свет.
-- Все светлые боги в преисподнюю уходят. Разве это праздник? Так, злой день, - глухо и печально, ни к кому не обращаясь, сказала Виряна. - Зато ведьмам и чертям раздолье. Молоко красть, посевы портить, людей топить, заводить, души их на клады менять. А еще бесстыдничать на Лысой горе. Вот у кого нынче праздник!
Обычно жизнерадостная лесовичка весь этот день то молчала, то, наоборот, раздражалась. Каллиник недоумевал. Не грядущей же битвы боится она, прошедшая недавно до северного Океана? Венея мягко возразила:
-- Вот потому мы и зажигаем священные костры, и купаемся. Огонь и Вода - две могучие силы, вместе они способны одолеть Тьму даже в такую ночь.
-- А главное - держаться вместе. Нечисть в эту ночь страшна только одинокому. А ну, пусть подойдет к нашему костру ведьма или бес и спросит: "А не хочет ли кто душу продать за горшок денариев?" - бодро улыбнулся Вышата.
-- А у нас на юге сейчас костров не жгут и не купаются. Правда, римляне празднуют день Цереры. Ведь там теперь уже кончают жатву, а здесь только просят у богов урожая, - сказал Каллиник.
-- Вы там многое забыли. И книги не помогли, - не без ехидства заметила Венея. - У нас письмена - только для чар, а священные тайны и сказания лучше передавать устно тем, кому они нужны для добра. Здешние ведьмы хотя бы не пишут черных книг, по которым всякий мерзавец может учиться без наставника.
-- В каменных городах людей много, но живут каждый сам по себе. Тайные братства преследуют, наставники часто гибнут. Потому там вся надежда - на книги, - возразил Вышата.
-- Мы помним, что Даждьбог освободил Морану. А в ваших книгах сказано: Зевс велел, и Аид отпустил Персефону. У вас, верно, боятся и подумать о том, чтобы сразиться с владыкой преисподней? - с вызовом взглянула жрица на эллина.
-- Почему? Тезей с Пирифоем пытались похитить Персефону, но Аид сковал их. Только Геракл освободил Тезея, когда спустился за Цербером, - ответил Каллиник.
-- Да ведь это Даждьбога Чернобог приковал к Мировому Дубу! А Перун брата вызволил. Нет, далеко вашим героям до богов! - беззлобно усмехнулся Вышата.
Снизу доносился веселый шум. Младшие жрицы и амазонки разукрашивали цветами и лентами срубленное вишневое дерево. Лаума при этом оживленно расспрашивала поляниц об их жизни и недавней битве. Парни - самбы и росы - обходили дворы, таская за собой большой короб.
-- Эй, хозяева! Нет ли у вас чего негодного, старого, трухлявого?
-- В душе нет, а на дворе, может, и завалялось.
-- Тогда давайте, чтобы оно прахом пошло в огне Купалы.
-- Пусть все плохое и злое пропадает, а хорошее и доброе остается и разрастается.
Короб наполняли прелой соломой и всевозможным хламом, чтобы вывались его перед храмом у высокого столба, увенчанного просмоленным колесом. А внизу, у моря, тоже готовили костер. Амазонки и жемайты носились на конях по окрестным селам и хватали во дворах все старое, что могло гореть. На них не обижались: украсть топливо для священного костра - дело праведное. Молодежь веселилась, словно и не предстояла этой ночью страшная битва.
Свежий ветерок с моря шевелил янтарные волосы Венеи. Подставляя ему лицо, жрица спокойно и уверенно произнесла:
-- Да, все будет как всегда. Костры, пляски, купание... На то и праздник - чтобы жизнь и радость не уходили из мира даже в такую ночь. Только нагими плясать не будем. И любви не будет. Воины не ждут врага в объятиях женщины. А голыми воюют только кельты.
-- Вот и хорошо! - с неожиданной злостью сказала Виряна. - Любовь, любовь! Ведьмы в эту ночь тоже любятся. С чертями да упырями. И скачут у костров на горах. Чем мы лучше их?
Жрица обняла ее за плечи и тихо сказала:
-- Их любовь - злая, беззаконная. Они же нарочно над всеми добрыми нравами глумятся, чтобы угодить Чернобогу. От их скачек земля родить перестает. А наша священная любовь гонит смерть и бесплодие из мира. От нее и земля лучше родит, и дождь вовремя идет, и солнце ярче светит. Так Даждьбог любит Морану.