Из толпы ряженых, стоявших под стеной, выступил Вышата. Его голос властно зазвучал из-под львиной маски:
-- Да, такую судьбу спряли нам норны-рожаницы. На то и дали нам светлые боги святую и щедрую землю Днепровскую. Без того недостойны мы будем ею владеть, и рассеемся, и утратим всякое имя, и сгинет память о нас.
Из-под бычьей личины заговорил великан-кшатрий:
-- Судьба росов - не та, что желающего ведет, а не желающего тащит. Это - дхарма, священный долг. Она есть не только у человека, но и у племени. Не исполнивший ее достоин вновь родиться червем, а рабом стать еще при жизни. Или томиться между жизнью и смертью, как ваш конунг Маробод.
Клекотом горного орла разнесся голос Мгера:
-- Вожди свевов! Вы не просто защищаете ваши племена от кесаря Домициана. Вы спасаете мир! В теле Домициана живет проклятый дух Нерона Меднобородого. Им владеют черные колдуны и торгаши без совести, а их душами - сам Локи-Ахриман. Не Бойохейм им нужен - весь мир. Остановите же этих троллей в людском обличье, как мы, армяне, остановили легионы Нерона! Если у живых мало сил - вам помогут мертвые. - Он обнажил рунный клинок. - Вот меч Маробода, который вы доверили мне много лет назад. В эту святую ночь я вызову его дух, заточенный в могиле римским колдуном. Пусть дух конунга возьмет дух солнечного меча и выполнит священную клятву!
Многие из знатных свевов еще помнили молодого воина-мага из Армении, веселого и отважного. Теперь молодость словно вернулась к ним самим. Все заметно оживились, одобрительно зашумели. Лишь Ганна презрительно скривила губы.
-- Да что вы собрались защищать? Во всем Бойохейме, во всей вашей свободной Германии нет ни одной мощеной дороги. В таком "дворце", как этот, римляне разве что рабов поселят. Да вы сами знаете, как живет римская знать. Почему бы нам, благородным германцам, не жить так же?
-- Да, мы знаем, как они живут. Слишком хорошо знаем. И я скорее соглашусь превратиться в похотливого осла, чем в римлянина, - ответил Вангион.
Все захохотали, вспомнив римскую байку про незадачливого юнца, что был обращен в осла, и в таком виде ублажал богатых женщин. Молчавший до сих пор Эберих взглянул в глаза пророчице.
-- Так вот чего тебе надо: жить, как патрицианка! То-то плащ на тебе шелковый. И перстни с резными камнями.
-- По-твоему, пророчицу можно купить? - гордо взглянула на него Ганна.
-- Пророчиц не покупают, - саркастически произнес Хилиарх. - Их очаровывают. Тот, с семью перстнями этим тоже славится. Тут ему хватает одного из них - перстня Венеры-Фрейи. Такого, как у тебя: медного, с изумрудом, на камне вырезана коза.
Стиснув кулаки, Эберих бросил в лицо Ганне два слова:
-- Римская шлюха!
Редкий германец решался сказать подобное женщине, а тем более пророчице. В напряженной тишине раздался спокойный голос Вангиона:
-- Ты не прав, герцог. Шлюха торгует собой, а она - всем народом свевов.
Величественное красивое лицо Ганны враз исказила холодная змеиная ярость.
-- Вы смеете оскорблять меня, говорящую с богами?
-- Твоим языком говорят Локи, главный лжец, и ведьма Гульвейг - Жажда Золота! - воскликнул Сидон.
-- Моими устами говорит та, что древнее и сильнее всех ваших богов, всех асов и ванов. Прежде всех времен были тьма и вода, и владычица их - Железная Перхта, Ужасная Хольда, Хель! Вы, мужчины, воины, сделали девочку Ганну сиротой, а она - волшебницей и пророчицей. Эта ночь не Бальдра, не Водана - ее, повелительницы мертвых, хозяйки пропастей и трясин! Чертите руны мечами, зовите мертвых конунгов - вы все, живые и мертвые, содрогнетесь, когда из жерла Мачехи выйдет она со своей дикой охотой! Знайте: в эту ночь оборвется нить жизни славного конунга, избранника Бальдра, и оборвет ее она, великая пряха! Откроется Бычья Скала, и бык Хольды выйдет на погибель Бойохейма! - воздев руки, вещала в исступлении Ганна.
-- Кем пугаешь мужей, ведьма? Ягой? Она уж на себе мою руку попробовала. А наступит час - за мной придет Морана. Солнцу ли бояться заката? - отважно и весело ответил ей, поигрывая серебряным кубком с золотистым медом, Ардагаст.
Милана поднялась из-за стола и властно произнесла:
-- На Рождество в дом приходят с благословениями от Солнца, а не с угрозами от Тьмы. Встань, ведьма, не благословясь, иди, не молясь, в лес, в пропасть, где петухи не поют, собаки не лают, добрые люди не ходят. Изыди к Яге-Перхте, всех чертей матери!
Пророчица сверкнула глазами, готовая схватиться в колдовском поединке с лесной ведьмой. Но тут встала Лютица, прочертила в воздухе косой солнечный крест и громко сказала:
-- Изыди во тьму, от которой вещаешь! Наше место свято.
Содрогаясь всем телом, Ганна попятилась и вдруг бросилась бежать, словно подхваченная вихрем. Вслед ей насмешливо загудели дудки и волынки, русальцы же пропели колядку из тех, что поются скупым и неприветливым хозяевам. Гости облегченно расхохотались.
А русальцы принялись величать колядками сначала герцога - хозяина дома, затем обоих конунгов, Ардагаста и царя языгов. Желали богатства и мира, обильных урожаев и несчетных стад. А еще - славной победы над римлянами и богатой добычи. Но вот зазвучала неистовая, зажигательная русальская мелодия. И понеслись вокруг столов, скрещивая мечи, ряженые - росы и германцы. Вывороченные кожухи, маски одна страшнее другой - будто сама дикая охота ворвалась в дом. Но блестел золотыми рунами солнечный клинок в руке Мгера, и все знали: в эту ночь даже неприкаянные мертвые встанут под знамя Солнца, чтобы защитить живых.
Наконец умолкла музыка. Ардагаст с Огненной Чашей в руке поднялся и сказал:
-- Добрые хозяева, мужи свевские! Спасибо за хлеб-соль! Счастливо вам отпраздновать Рождество самого праведного из богов! А мы идем вызывать дух великого царя Маробода. Путь наш - к Бычьей Скале. Нельзя дать ее открыть Ганне и другим лиходеям, что рыщут вокруг этой ночью.
-- Мы с братом идем с вами. А ты, Эберих, оставайся стеречь город, - поднялся Вангион.
-- Клянусь Бальдром, мы достойно проводим вас. Эй, побольше факелов! - крикнул герцог.
Русальцы, вожди росов и оба конунга ехали верхом к воротам. Их сопровождали десятка три самых лучших дружинников. Во много раз больше людей шли пешком с факелами. К ним присоединялись все новые и новые росы, свевы, языги - словно огненная река, разливаясь, текла вслед за росами. В морозном воздухе разносились крики: "Славься, Йоль! Слава Бальдру!", и торжественно лилось пение: "Тихая ночь, святая ночь. Родился Бальдр..." Проводив отъезжавших, свевы вернулись - к кострам и теплым очагам, нарядным елочкам и густому пиву. Бой ожидал их лишь завтра.
В римском стане к югу от Эбуродуна тоже царило веселье. Легионеры праздновали Рождество Непобедимого Солнца. В большой теплой палатке пировал с приближенными Нерон-Домициан, уверенный в завтрашней победе. Здесь, при солдатах, он избегал такого изощренного распутства, как в Риме, зато позволял себе самые грубые выходки. Почему бы и впрямь не отдохнуть от мальчиков и не поглумиться всласть над пленными германками? Разнообразие не дает пресытиться.
Вместе с кесарем усердствовал во славу Бахуса и Венеры его главный маг. Валент мог, как ему казалось, позволить себе расслабиться. Ведь он подготовил три отличных человеческих орудия, которые погубят в эту ночь царя росов, и отобьют у скифских волхвов охоту тягаться в некромантии со знатоками черных книг. Пусть за него, великого иерофанта, потрудятся варвары: пророчица, царь и друид.
Разукрашенные бронзой сани летели прочь от Эбуродуна. Когда стены города скрылись из вида, Ганна остановила коней, сняла белый плащ, надела его черной меховой подкладкой наружу и произнесла заклятие. Белые кони оборотились тремя огромными черными воронами, и сани, будто невесомые, взмыли вместе с ними в воздух и понеслись над заснеженным лесом на север. Тридцать восемь лет назад маленькая девочка Ганна брела этим лесом. Языги сожгли ее село, убили всех родных. Девочка не знала толком, кто, с кем и за что воюет. Она лишь понимала, что скоро с ней покончат либо холод и голод, либо волки. Не умея убивать, чтобы прокормить и защитить себя, она надеялась лишь на добрую Перхту, что в Дни Судьбы носит хорошим детям подарки.