Девочка обрадовалась, было, увидев нескольких мальчишек в белой одежде. Но потом по бледным лицам поняла: это утбурды, злые духи, что вырастают из душ младенцев, брошенных в голодное время в лесу или умерших до священного обливания водой и наречения имени. От их цепких сильных ручек и острых зубов не поздоровится и взрослому воину. В нее полетели снежки. Ганна бежала, а утбурды цепью гнали ее, будто дичь, и вместе с ними бежали, весело лая, молодые волки. "Погрейся, сестричка!" - доносилось сзади, и она поняла: это ее братья-близнецы, пять лет назад унесенные в лес.
Вот уже среди деревьев показался круглый черный зев Мачехи. Тогда Ганна едва успела в страхе остановиться, съежилась под ударами снежков, но снег под ней вдруг осел, и она полетела вниз. Теперь пророчица сама направила туда воронов. На краю пропасти играли в снежки утбурды.
-- Мальчики! Хозяйка дома? - спросила она.
-- Ага! Главная! За тобой, сестричка, уже ворону посылала, - отозвались близнецы.
Холодный синий огонь в руке волшебницы освещал ей путь сквозь жерло пропасти. Тогда девочка падала среди кромешной тьмы, пока не оказалась среди обширной пещеры на берегу подземной реки. В мертвенном белесом свете видны были свисавшие с высокого свода громадные белые сосульки сталактитов. Между ними стояла, опираясь на клюку, уродливая крючконосая старуха в черном поношенном платье.
-- Здравствуй, детка! Не умерла со страху, пока падала - значит, из тебя может выйти толк. А не выйдет - съесть всегда успею. Бояться меня не надо - здесь боязливые долго не живут. Я - Перхта. Черная Перхта. Возьми-ка метлу да прибери поживее! Набросали тут сверху всякого...
Пол был усеян обломками человеческих костей и черепов.
Так началось ее ученичество у подземной хозяйки - одной из двадцати двух черных перхт. Бойкая, но послушная девочка быстро привыкла к призракам, злым духам, вервольфам, ведьмам, к их жутким обрядам и людоедским пиршествам. Иногда в пещеру являлась сама главная, Железная Перхта. Тогда ей старательно варили и жарили самых отборных младенцев, а она, неторопливо обглодав косточки, решала, что делать с душами: тоже съесть, сделать утбурдами или вселить в тела будущих колдунов и ведьм.
Ганне, однако, человечины не давали. Хозяйки готовили маленькую колдунью для другого. Научившись хорошенько не только темным чарам, но и изощренному притворству, белокурая сиротка вернулась в земной мир, вскоре напросилась в ученицы к верховной пророчице свевов и в конце концов заняла ее место в священной роще. Все уважали добрую и мудрую пророчицу Ганну. Сочувствовали тому, что не все дети пошли в нее: младшая дочь вдруг оказалась в ведьмовской школе Эрменгильды, а сын - в шайке вервольфов. И мало кто хотя бы догадывался о причастности Ганны ко многим темным делам. Например, к загадочной смерти Веледы, великой пророчицы, поднявшей рейнских германцев против Рима. Все знали: Ганна заботится о мире между племенами, особенно же о мире с Империей.
Достигнув дна пропасти, волшебница предоставила сани и воронов заботам утбурдов, и уверенным шагом направилась вглубь пещеры. В обширном зале толпились ведьмы, колдуны, оборотни и всевозможная нечисть: тролли, рюбецали, что морочат людей в горах, бильвизы, опустошающие поля. Трудяги-гномы, обитавшие в соседних пещерах, на этом сборище обычно не появлялись и даже штольни свои старались не доводить до Мачехи.
Обмениваясь новостями со знакомыми ведьмами и едва кивая всяким горным и лесным пакостникам, Ганна подошла к трону из человеческих костей. Восседавшая на нем могучая косматая старуха в черном любезно улыбнулась пророчице, блеснув крепкими железными зубами.
-- Здравствуй, Ганна, девочка! Хорошо служишь моей белой сестрице?
-- Так хорошо, что никто не знает, как я служу тебе. Трудно, конечно, но так легче всего заставить праведное дурачье делать то, что нужно нам.
-- Ты уж старайся, детка. Что, уговорила бойохеймцев покориться?
-- Нет. К ним заявился сармат Ардагаст, избранник Бальдра, с целой шайкой солнечных волхвов и ряженых. Они такое затеяли...
Выслушав рассказ пророчицы, старуха возмущенно хлопнула ладонью по черепу на подлокотнике.
-- За что взялись, солнечные да праведные! Мертвых вызывать, да еще у Бычьей Скалы? Мало им, извергам, скотину мою замуровать! Так мы их отучим не своим делом заниматься... Дикая охота, ко мне!
Старуха встала с трона и обратилась в настоящее чудовище. Вместо волос и одежды тело ее и даже лицо покрыла мохнатая черная шерсть. На голове выросли две пары причудливо изогнутых рогов, а изо рта высунулись мощные железные клыки. Сборище взорвалось диким ревом и воем, приветствуя свою предводительницу, затем расступилось, давая ей дорогу.
К Ганне подбежал крупный волк, лизнул в щеку и сказал:
-- Здравствуй, мама! Все в порядке, я снова центурион.
-- Молодец, Хейдрих... то есть, Луций! Гляди, в другой раз насилуй рабынь или простолюдинок, а не сенаторских дочек. А как Герта?
-- Сидит над магическими книгами, учится у фессалийских колдуний, а заодно развлекается с молодыми некромантами.
-- Вот и хорошо. Пусть только не лезет сюда, на войну. Бедняжка, еле спаслась из этой бойни в Янтарном. А ты можешь бежать к Валенту. Доложи: царька росов проучит сама Геката.
Тишину заснеженного леса нарушил вдруг подземный гул. Из жерла Мачехи вырвался вихрь и наполнил лес воем, стоном, ревом. Взметая тучи снега, ломая ветви, пугая зверей, понеслась над лесом толпа призраков. ведьм, утбурдов, рюбецалей... Впереди всех летела, оседлав помело, громадная, обросшая шерстью старуха с железными клыками и огромными, волосатыми, болтающимися на лету грудями с железными сосками.
Сборище, впрочем, вылетело из Мачехи не сразу, а часа через два, после обильного и шумного пиршества. За это время волк по имени Луций Флавий Хейдрих успел добежать до Бычьей скалы.
Небольшой отряд ехал долиной Сватавы на север. Ардагаст, посмеиваясь, рассказывал братьям-конунгам, как ему приходилось встречать Рождество: то пробираясь всю ночь к столице нуров через лес, полный нечисти, то закованным в цепи по приказу Фарзоя. Сигвульф оживленно беседовал с давно не виденными родичами из племени Катуальды, ныне дружинниками Сидона. Волх и его оборотни донимали шутками песиголовца Гаура. Вдруг по лесу разнесся пронзительный, безысходно-тоскливый крик. Конунг квадов произнес дрогнувшим голосом:
-- Банши. Эти духи остались здесь от кельтов. Их крик предвещает смерть герцога или даже конунга.
-- Я этих крикунов уже слышал, - беззаботно усмехнулся Зореславич. - Только напророчили они погибель не мне, а Церноригу, царю бастарнов. Не его ли сынка, "ночного царя" привечают? Наверняка он где-то рядом. А если и меня, так я все равно с дороги не сверну!
Крик банши слышал и Гвидо. Словно стая волков, следовала его дружина за отрядом Ардагаста, но не смела напасть. Если в бою погибнет отважный Сидон - к его дяде Клондику дороги уже не будет. Остается ударить тогда, когда все будут заняты чарами, когда мертвые явятся к живым. Пусть тогда разберутся, убил ли царя росов сын Цернорига или его призрак. Месть - радость воина. Но почему, о боги, так тоскливо на душе Гвидо? И по ком кричит банши?
Вскоре отряд свернул направо, в небольшую долину. На ее северном склоне выступала отвесная скала. Внизу ее выделялся плотно забитый камнями вход в пещеру, наверху чернело "окно". В лунном свете на камнях краснели руны: кто-то пытался - и, конечно, не с добрыми целями - открыть Бычью скалу. У входа в долину, над замерзшим потоком, белел обставленный камнями курган - могила Теобальда и венедов. Дружинники развели костер. Русальцы встали наготове с мечами и жезлами в руках. Мгер поднял перед собой меч Маробода. Золото рун, бронза ножен горели в свете костра. Над долиной разнесся голос князя-мага: