Вожак волосатых - могучего сложения, с тронутой сединой шерстью - медленно проговорил:
-- Вы - великие охотники, если смогли победить наших богов. Мы не мешали вам: боги сами защитят себя, иначе какие они боги? Но вы еще и уважили наше святилище, и среди вас есть наш родич.
-- Это я, что ли? - почесал затылок Шишок. - А ведь и впрямь, когда в полный рост встаю, на вас похож бываю.
-- Да, - кивнул вожак. - Мы тоже умеем вырастать, как ты, и поднимать в лесу бурю и ветер... Так вот, теперь вы, росы, друзья нам, и вам в наших горах и пещерах нечего бояться.
-- И мы, подземный народ, вам не враги. А какие из вас горняки, мы еще посмотрим, - сказал предводитель гномов.
-- У нас на Днепре больших пещер нет, и под землей мы ничего не добываем. Но если придем когда-нибудь сюда, будем знать и другим скажем: гномы и дикие люди - не нечисть, а здешние хозяева, с ними по-хорошему надо. А за то, что помогли нам покончить с разбойниками - спасибо от всего народа росов, - сказала Ардагунда.
-- От нас, хорватов и гуцулов, особенно. Не страшен нам больше "ночной царь", - добавил Яснозор.
-- Чего там! Мы, росы, со всем добрым, что есть на свете, по-доброму, - тряхнул косматой бородой Шишок.
-- А коней можете себе взять. Нам они ни к чему, а дикие люди только лишних заберут на мясо, - сказал седобородый гном.
Усаживаясь в седло, Ардагунда спросила Вышко:
-- Про Ардагаста ты сказал нарочно, чтобы этого разозлить?
-- Нет. Я видел духовным зрением: жив Зореславич, вернулся к нам.
-- Слышали? Жив наш Солнце-Царь! - воскликнул Пересвет и ударил по струнам.
Метель все еще выла в заснеженном лесу, но не могла заглушить пения возвращавшихся росов:
Радуйся, Лада, Даждьбога родившая!
Радуйся, ой, радуйся, радуйся!
-- Зову тебя, Флинц, стоящий на кремне, в пещере под священной липой! Зову тебя, Флинц, властный умертвить и воскресить! Не ради смерти - ради жизни зову в эту святую и страшную ночь!
Так, превозмогая вой метели, взывал мертвый волхв, и вторили ему двое живых - Мгер и Вышата. Молча слушали этот зов германцы и росы, и среди них - Андак. Свершилась давняя мечта: он стоял над телом Ардагаста Убийцы Родичей. Но не было в душе князя ни торжества, ни прежней жажды власти - лишь тревога. Что из того, что он, Андак, зять Сауаспа-Черноконного, покорителя венедов, и отец его внуков? Какой из него царь, да еще Солнце-Царь? А царевичи еще так молоды... Только бы не было усобицы, не развалилось с трудом созданное царство! А призрак Саузард вот-вот явится, станет упрекать: слаб, труслив, не думаешь о детях...
Разливалась по снегу кровь принесенного в жертву темно-рыжего коня и тут же застывала под холодным ветром. Ни волхвы, поглощенные обрядом, ни воины не замечали прятавшегося в распадке за Бычьей скалой, под охраной двух песиголовцев, человека в бронзовой короне. Еще деревенским ведуном Бесомир превосходно умел скрывать свои лихие чары. Сейчас он старательно, неспешно разрушал волшебные печати, наложенные на вход в пещеру скифским волхвом и укрепленные Теобальдом. А из "окна" в скале уже доносился звон оружия, ржание коней, скрип колес. Дух кровавого царя венетов рвался на волю.
Вдруг из пламени костра восстала и шагнула вперед исполинская фигура в огненно-красном плаще. Лицо великана было бледным, без кровинки ликом мертвеца, обрамленным черными волосами. В руке пылал факел, а на плече восседал, будто кошка, гривастый лев.
-- Кто звал меня? Кто думает, что достоин жить дважды? - голос великана звучал глухо и безжалостно.
-- Он не может звать никого, - указал Теобальд рукой на лежащего Ардагаста. - Его душа погружена в сон колдовским копьем. Это мы, воины и волхвы четырех племен - росов, маркоманнов, квадов и языгов, живые и мертвые, просим тебя: верни жизнь Ардагасту, царю росов.
-- Верни жизнь Ардагасту, царю росов! - хором повторили собравшиеся.
-- Зачем? Только не говорите мне, что он мало прожил, или добыл мало славы и богатства. Многие из тех, кто пошел за ним, погибли совсем юными и не успели добыть ничего. А его подвигов и так хватит на несколько жизней.
-- Он жил не ради славы и добычи. Он служил Солнцу и защищал всех людей, - возразил Вишвамитра.
-- Да, - горячо заговорил вдруг Арнакутай. - Я всю жизнь защищал свое племя, ходил в набеги, потом пил вино, наслаждался пленницами и слушал, как хвалят меня певцы. И только теперь, рядом с ним, понял: этого мало. Воин, царь..., человек может гораздо больше!
-- Он всех нас собрал ради святого дела. Я, великий конунг, не смог такого при жизни. Да и не захотел. Кто же заменит его? Не мне, мертвому, вести живых, - сказал Маробод.
Голос великана был все так же безжалостен:
-- Многие славные цари и воины служили Солнцу. И ни один из них не искоренил зла в мире. Одни из них теперь на Белом острове, другие спят в пещерах в ожидании мировой битвы. Этот сон и настиг уже вашего Солнце-Царя.
-- Так уснул наш Мгер Младший - потому что отчаялся уничтожить все зло мира. Но слышал ли кто слова отчаяния от Ардагаста? - обвел всех взглядом армянин.
-- Нет. Он лишь смеялся, когда я приводил мнения философов о порочности и неисправимости мира. И говорил, что на его век врагов хватит, пока он сам останется таким, каков есть, - ответил Хилиарх.
-- Он мертв, а враги его живы. Разве это справедливо? Разве Нерон больше его заслужил второй раз жить и царствовать? Они с Валентом - враги всему миру. Кто может обратить его в пекло - так это они. Или тебе нет до этого дела? Тогда не Чернобогом ли тебя зовут? И зачем ты пришел сюда? - смело взглянула Ларишка в безжизненные глаза великана. Сердце царицы сжалось в страхе перед собственной дерзостью. Вот сейчас бог... даже не покарает. Просто уйдет в иной мир. А она останется над трупом мужа. Но чего не умел ее Ардагаст - это унижаться перед богами, даже самыми могучими. Он смирялся лишь перед Правдой, чей золотой огонь пылал сейчас в Чаше, которую держала царица. И рука ее не дрожала.
Улыбка вдруг тронула бескровные губы исполина.
-- Вы не видите всего вашего мира сверху, как мы. Есть четверо способных сделать его бесовским царством: два колдуна, царь и полководец. Двое на Западе, двое - на Востоке. Остановите их, если сможете. Для этого я верну к живым вашего царя. В моем факеле - Огненная Правда. В моем льве - Сила Солнца. Достойного они воскресят, недостойного испепелят.
Великан опустил факел. Пламя его, слившись с рванувшимся навстречу пламенем Колаксаевой Чаши, охватило лежащего Зореславича. Заглушая вой вьюги и крики нечисти, раскатился над долиной львиный рев. Потом бог снова поднял факел. Ардагаст медленно открыл глаза. Ларишка первая бросилась к мужу. С ее помощью он приподнялся на локте, потряс головой и сказал:
-- Чем это меня? Или я головой ударился, когда падал?
-- Ты чуть не упал туда, откуда и я не всякого вызволить могу, - раздалось сверху.
Мертвое лицо внезапно стало полным жизни: румяным, веселым, с тонкими золотыми усами. И таким же золотом засияли волосы великана. Приветственно подняв руку, Зореславич попытался встать на ноги, но бог уже исчез в пламени священного костра.
-- Это что еще такое? Обещали ведь не вмешиваться. Уйми своего младшенького, сестра, а не то я сама проучу и его, и всех его избранников-безобразников! - злобно прошипела железнозубая старуха.
-- Только попробуй, тетушка! Будешь биться не только с ними, но и со мной. А заодно и с Ветродуем, - положила руку на меч воительница.
-- Даждьбог тебе ничего не обещал. И потом, у него сегодня праздник. День рождения. Не сердись на него, сестра, - мягко и дружелюбно сказала женщина в белом.
-- Нет уж, без меня празднуйте! Наплодила ты, сестрица, младших богов, разбаловала их, а они - смертных. Развели нечестивцев да богоборцев! А говорят еще, будто мы трое - одна богиня в трех ликах. Да будь я одна хозяйкой в этом мире, разве потерпела бы такое окаянство безбожное?
Злобно ворча, старуха оседлала метлу, махнула рукой своей свите и умчалась вместе с ней, осыпав на прощание долину густым снегом. Только после этого напряженно следивший за ней Вышата обернулся к своему воскресшему воспитаннику, а обе волхвини-орлицы опустились наземь и снова приняли человеческое обличье.