Наконец они пошли. Снова погрузились в хвойное безмолвие леса. С ветвей падали снежные хлопья, сгоняемые щелчками ветра. Погода переменилась. С неба валилось нечто, уже переставшее быть снегом, но еще не ставшее дождем. Брандис тихо чертыхнулся. Урс сказал:
– Ничего, это лучше. Суматоха в природе нам на руку.
Он приказал держаться поближе друг к другу, чтобы не разбрестись в темноте. Снег, который обычно виден даже ночью, потемнел от влаги и перестал отсвечивать.
Шли, шли, хлюпали по рыхлому снегу. Мур вдруг наткнулся на Брандиса. Тот шепнул:
– Стоп.
Урс пересчитал всех, тыча каждого в плечо, шепча при этом:
– Здесь будем ждать их.
– Долго? – спросил Мур.
– Они пойдут на рассвете.
Ветер и дождь смыли снег с ручья, и в рассветной полутьме он смутно синел между деревьями. Было тихо, и только слышались осторожные хлюпающие шаги немцев по некрепкому льду. Мур напрасно напрягал зрение, он видел неясное движение теней, не более того. Большим пальцем он нащупывал предохранитель пистолета. Урс запретил открывать огонь, боялись угодить в мельника.
Мур ощутил легкий зуд в чувствительном кусочке кожи между бровями. Ему было знакомо это нервное напряжение, оно собралось в переносице и в полутьме пыталось заменить зрение. Это было зрение слепых, радар, орган летучих мышей, реликт, остаток древнего чувства…
Внезапный грохот смял эти обрывки мыслей. Партизаны взорвали лед позади немцев, чтобы отрезать им путь к отступлению. Пошла трескотня из автоматов.
И вдруг заговорили птицы – свист, щебетанье. Мур не успел удивиться этому птичьему концерту посреди боя – чья-то мощная рука пригнула его к земле. Внезапно он понял: этот птичий посвист издавали пролетающие пули. Он ведь никогда не был в наземных стычках. А там, в небе, трассирующие пули были безголосыми, все заглушал рев мотора.
Наконец Брандис отпустил его.
– Где Урс? – спросил Мур, растирая замлевшую шею. – Он сказал: «Ни на шаг от меня», а сам исчез.
– Он пошел выручать мельника, боится, что немцы пристрелят его, – сказал Брандис в своей обычной спокойной манере, словно они безмятежно беседовали, сидя в уютных креслах где-нибудь в гостиной у камина. Потом прибавил: – А мне поручил быть возле тебя.
Мур вскочил и, прежде чем Брандис успел остановить его, побежал вперед, к ручью. Брандис побежал за ним, пригибаясь под пулями, шмыгавшими меж деревьев.
Мур прыгал с льдины на льдину. Он уже различал мощную фигуру Урса. А рядом с ним маленького бородатого крестьянина.
Он подбежал к Урсу. Два убитых немца валялись на льду, один вниз лицом, другой на правом боку. Урс сказал:
– Цел? Ну слава богу. Сегодня же пустим тебя по Комете.
– А где ребята? – спросил Брандис.
Урс махнул рукой в сторону леса:
– Побежали догонять мофов. А ты оставайся. Работы много. Надо его спрятать. – Он кивнул в сторону мельника. – Потом отведем Мура на этап, больше ему задерживаться нечего.
Радостное чувство нахлынуло на Мура. Он не думал о трудностях пути. Он видел конец его – Англию! И с нежностью посмотрел на Урса.
– Пойдем! – сказал он в счастливом нетерпении своем.
– Погоди, – сказал Урс, – нам надо прежде раздеть их.
Мур не понял. Урс указал кивком головы на трупы двух немцев, разметавшихся на льду.
– Противная работа, – продолжал Урс, – да что поделаешь – нам нужны немецкие мундиры и документы.
– Я готов! Я могу! – с радостной охотой сказал Мур.
Он был преисполнен радости и любви к партизанам. Ему не удалось принять участия в этой стычке, его берегли, так он хоть чем-нибудь будет полезен этим замечательным людям.
Он нагнулся над одним из трупов и стал переворачивать его с бока на спину. Когда у немца выпросталась правая рука, он поднял ее и выстрелил в лицо Муру. Брандис молниеносно разрядил в немца его же автомат. Потом он и Урс кинулись к Муру.
Англичанин был мертв.
Стук в дверь не прекращался. В конце концов первый лейтенант Конвей, не вставая с кровати, с досадой отложил книгу и крикнул:
– Какого черта?
Из-за двери что-то неясно пробурчали.
Конвей пожал плечами, поудобнее расположил на кровати свое небольшое тело и снова взялся за книгу. В дверь продолжали стучать, но Конвей не обращал на это внимания.
Это был самый сладкий час посреди дня: отдых после ванны. «Джип» доставлял его из Спа домой за двадцать минут. Продолжая ощущать приятное изнеможение в теле, он тотчас бросался на кровать. А сегодня еще добавочное удовольствие: в Спа он раздобыл небольшую монографию о Кранахе и сейчас наслаждался изяществом издания и совершенством лейпцигской цветной печати.
Однако дверь под напором извне тряслась с такой силой, что Конвею пришлось встать. Он опустил босые ноги в шлепанцы и, чертыхаясь, поплелся к двери.
На пороге стоял высокий плечистый священник в длинной сутане. Когда он снял широкополую шляпу, Конвей рассмеялся.
– Входите, Урс, – сказал он. – Великолепный маскарад. Раз вы пришли, значит, что-то важное. И вообще я вам рад. Но вы же знаете, у меня строгий режим. Должен вам сказать, что боли в коленных суставах у меня усилились. И это хороший признак – здоровая реакция организма на лечебное действие гидропатии.