Информацию о 5-й армии Йодль приберег на сладкое.
– После взятия Уффализа, – доложил он, – части Пятой армии быстро продвигаются к переправам на Маасе, и сейчас передовой отряд Второй танковой дивизии находится в пяти километрах от Динана.
– Ну а как на это реагирует старый копун Монтгомери? – спросил Гитлер улыбаясь.
– Фельдмаршал Монтгомери… – сказал Йодль.
Иодль не подхватил эпитета, которым Гитлер сопроводил имя Монтгомери, вовсе не из корректности, а потому, что неприличные словечки являлись здесь, в ставке, привилегией одного фюрера. Он считал их проявлением сильной личности. Он вычитал где-то у Сегюра или Стендаля, что и Наполеон не чуждался крепких выражений. Во всяком случае, необузданная натура Гитлера испытывала от этого удовлетворение.
– …фельдмаршал Монтгомери, – сказал Йодль, – как показывают пленные, так напуган нашим наступлением, что решил отходить к Дюнкерку, заслонившись Тридцатым армейским корпусом по реке Маас.
Гитлер засмеялся и в добром настроении распорядился начать прием.
– Кто там сегодня?
– Фельдмаршал Рундштедт и генерал-полковник Гудериан, – ответил адъютант генерал Бургдорф.
– Гудериана.
Бургдорф подавил удивление, вызванное этим нарушением субординации, скользнул к дверям мягкими, кошачьими адъютантскими шажками и через минуту ввел генерала Гудериана.
Все еще под влиянием утешительных известий об успехах 5-й армии, Гитлер приветствовал Гудериана с удивившей того теплотой. Фюрер не очень жаловал этого ершистого генерала. Карьера его была полна резких скачков. Командующий 2-й танковой армией Гудериан был смещен после поражения в России. Фюрер заткнул его в резерв чинов, оттуда выудил на должность генерал-инспектора танковых войск, где он мог пригодиться как опытный специалист. А в 1944 году, после покушения на Гитлера 20 июля, когда выяснилось, что в заговоре замешаны высшие чины армии, такие, как генерал-фельдмаршал Роммель, генерал-фельдмаршал фон Витцлебен, генерал-полковник Бек и ряд других, Гудериан, как непричастный к заговору, после кровавой расправы с заговорщиками был назначен начальником генерального штаба.
– Ну, Гудериан, вы уже знаете, что наши кони пьют воду в Маасе?
– Да, мой фюрер, это замечательно… Мы будем молиться о том, чтобы тактический успех оказался стратегическим.
Гитлер нахмурился. Эта скользкая формулировка ему не понравилась. Он потерял желание разговаривать с Гудерианом. Но он знал, что не так-то легко от него отделаться: Гудериан славится своим поистине выдающимся упрямством.
– На Восточном фронте по-прежнему спокойно, – проговорил Гитлер отрывисто.
Это был не вопрос, это было утверждение. Оспаривать утверждение Гитлера считалось бестактностью, притом небезопасной.
– Да, спокойно, – сказал Гудериан. И после небольшой паузы: – Пока.
Гитлер поднял брови.
– Я хочу сказать, мой фюрер, что инициатива находится в руках русских.
– То есть?
– На Восточном фронте будет спокойно, пока этого хотят русские.
Гудериан сознавал, что он занес ногу над пропастью. Однако для этого он прибыл в ставку. У него было предчувствие катастрофы на Восточном фронте. Он знал, что здесь, в ставке, огрубляют факты и прилаживают Действительность к своим желаниям. Он хотел добиться переброски войск на восток. Черт с ними, с американцами и англичанами! В конце концов, с ними можно Договориться.
Гитлер встал из-за стола, прошелся по комнате, резко остановился против Гудериана. Это были признаки приближающейся бури.
– Неужели вы не понимаете, Гудериан, что раньше весны русские не тронутся!
– Мой фюрер, у меня, – сказал Гудериан, вынимая из портфеля бумаги, – есть неопровержимые доказательства, добытые разведкой, что русские готовят новое наступление. Я считаю неизбежным переброску танковых дивизий Пятой и Шестой армий в кратчайший…
Гитлер не дал ему закончить.
– Кто вам наплел этот вздор? – закричал он. – Русские блефуют! Это величайшая афера со времен Чингисхана! Жуков – мастер дезинформации. Вы попались, как карась, на его наживу. Я не дам отсюда ни одного танка!
Он вернулся за стол и сказал, внезапно, как всегда, переходя от возбуждения к ледяному спокойствию:
– Я вас не задерживаю.
Когда Гудериан был возле дверей, Гитлер сказал:
– Разрешаю взять в Венгрию один танковый корпус из-под Варшавы.
Гудериан звякнул шпорами и вышел, не посмев возразить, что перебрасывать войска из Польши в Венгрию все равно что переносить заплату с одной дыры на другую.
Вошел йодль и положил перед Гитлером бумагу:
– Мой фюрер, это приказ о переброске двух танковых дивизий из Шестой армии СС под Бастонь.
Гитлер, не читая, размашисто подписал.
– Что у вас еще? – спросил он, указывая на вторую бумагу в руках Йодля.
– Приказ о велосипедистах, мой фюрер.
Гитлер оживился и пробежал глазами приказ:
«Я продолжаю встречать солдат на велосипедах, которые, когда приветствуют господ офицеров, не держат ног сомкнутыми…»
(Одновременно с принятием крупных решений Гитлер вмешивался и в мелкие дела масштаба полка или даже роты или просто семейной жизни граждан. Он и здесь старался подражать Наполеону, о котором он вычитал у Сегюра, что Наполеон в пылающей Москве просматривал присланный ему с курьером из Парижа на его утверждение репертуар театра «Комеди франсез» и вносил свои поправки, которые немедленно отправлял с курьером через всю Европу обратно в Париж. Эту повадку совать свой нос куда попало Гитлер называл: «Всеобъемлющий ум!»)