В порядке следования каравана почти ничего не изменилось со времен Джахангира — если, конечно, не считать моего привилегированного положения: на сей раз моя ратха была не в середине, а следовала сразу за слоном моего любимого. За нами ехали сотня тысяч конников с оруженосцами и обоз с оружием и провиантом, так что колонна растягивалась на целый день пути.
Путешествие на юг казалось мне легким. Мой хаким Вазир-хан ехал рядом с моей ратхой, постоянно наблюдая за мной. Если ему казалось, что я устала, он немедленно командовал каравану остановиться. В этом он был наделен почти неограниченными полномочиями, но, к счастью, я чувствовала себя куда лучше и уставала не так быстро, как ожидали. Однако живот мой рос, становился все больше и тяжелее. Ребенок так давил, что по мере приближения к Бурханпуру мне делалось все труднее дышать сухим и пыльным воздухом. Теперь я стремилась как можно скорее добраться до места, чтобы оказаться в крепости. Воспоминания о прохладных водах Тапти, протекающей за дворцом, об отдаленных звуках, доносившихся с реки, утешали меня. Мне хотелось, чтобы дитя родилось там, а не в пути, несмотря на то, что и походный гулабар был вполне удобным, если не сказать роскошным.
До Бурханпура мы добрались к середине лета. Вазир-хан уже не хмурился без конца, как в начале пути. Успокоенный моим безмятежным настроением, теперь он даже улыбался и шутил со мной. А это, в свою очередь, умиротворяло меня: хаким хорошо и верно служил мне все эти годы.
Прибыли мы как раз вовремя. Я успела несколько дней отдохнуть, когда начались первые родовые схватки. Резкие и болезненные, они были настолько сильны, что я не могла сдержать крика. Такого у меня не было ни с одним из детей. Впервые в жизни эта боль, естественная для женщины, испугала меня. Боль охватывала тело целиком, вытягивала силы. Пот, будто кровь, обильно тек из всех пор, и с каждой каплей я становилась слабее.
— Где мой любимый? — спросила я Ису в промежутке между схватками. Они наступали слишком часто, и я хрипло шептала, сорвав голос от крика.
— Он в Асисгархе[111].
— Пошли за ним. Торопись же, скорее!
Моя настойчивость встревожила Ису. Я и сама себя не понимала. Впереди были долгие дни и годы рядом с моим возлюбленным, и все же что-то заставило меня отдать это приказание.
Какими одинокими делает нас боль. Любовь, радость, даже скорбь можно разделить с близкими, но боль — демон, с которым человек сражается в одиночку. Весь день и всю ночь боль продолжала свои атаки, схватки с каждым разом возвращались быстрее и длились все дольше, как конвульсии издыхающей змеи. Я ничего не видела и не слышала, ничего не ощущала, кроме этой боли. Под ее натиском все Чувства притупились и обратились внутрь моего существа.
— Должно быть, это крупное дитя, мальчик. — Слова хакима донеслись откуда-то издалека. Иса и служанка поддерживали меня. Вокруг толпились другие женщины, но я их не видела. Тени от ламп метались, собирались вокруг меня, выжидая, как хищные птицы на ветвях.
Потом я ощутила, как бьется и толкается внутри моего тела ребенок. Руки хакима вслепую нащупывали путь под пологом, проникали внутрь, ухватывались за что-то. Я молилась, чтобы он поскорее извлек младенца, освободил меня от мук, вытянул наверх, к свету и прохладе из липкого темного болота, в котором я тонула. Ничего не получалось. Мы боролись с ребенком. Я выталкивала, Вазир-хан тянул. А потом, когда надежда и силы окончательно покинули меня и всё сделалось безразлично, младенец вдруг легко выскользнул.
Облегчение, освобождение, я больше не шла ко дну…
Теперь мне хотелось только спать. Проснулась я от того, что Иса крепко сжимал мне руку.
— Кто?
— Дитя женского пола, агачи. Как ты себя чувствуешь?
— Девочка… Я молилась о дочке. У нас довольно сыновей.
Я не чувствовала собственного тела, оно было где-то далеко, существовало отдельно от меня. Я не знала даже, что ответить Исе на его вопрос, понимала лишь, что страшно, невозможно устала.
— Я так устала, Иса. Где мой любимый?
— Едет сюда. Спи. Когда он прибудет, я тебя разбужу.
— Нет. Не хочу спать. — Я смутно различала его лицо сквозь полог. — Иса, друг мой…
Непонятно почему, но вдруг захотелось, чтобы он знал, как дорог мне.
— …твой раб.
— Верный слуга, — поправила я, — и мой верный друг. Я буду скучать без тебя.