За два десятилетия наше общество составило программу действий для человека по имени Герберт Плаггенмейер; теперь она реализовалась, и никто не в силах этому помешать.
Или возьмем пример из области техники. Вокруг Земли кружит ракета, подчиняющаяся не сигналам земных служб управления, а испортившемуся бортовому компьютеру. И в любое мгновенье она способна рухнуть на Землю, на город вроде Брамме, например. Причем ракета оснащена атомной боеголовкой.
Плаггенмейер выглянул в окно. Вот они, все почтенные граждане города Брамме, собрались на охоту. Они своего лиса загнали. Он в западне.
Он хитрый, как лис. Как черно-бурый лис. Но перед сотней загонщиков он бессилен.
«Я хочу выйти отсюда! Выйти живым! Прочь, прочь отсюда!»
Страх, страх, страх.
Ему хотелось бежать. Но куда? А вдруг они начнут стрелять в него, стоит ему выйти из гимназии? И прежде чем он успеет поднять руки, он уже будет мертв?
Я попросил у доктора Ентчурека бинокль, призматический бинокль для охотников и друзей природы, как написано на футляре. И в бинокль наблюдал за Плаггенмейером в тот момент, когда во дворе гимназии появился доктор Карпано.
Страх, написанный до того на его лице, мгновенно сменился выражением жгучей ненависти. Лишь в этот момент я по-настоящему понял, что подразумевается, когда специалисты-медики говорят об агрессивности.
Доктор Карпано взял в руки мегафон.
— Вы хотели поговорить со мной, господин Плаггенмейер?
— Я намерен рассчитаться с вами и на этот раз не позволю молоть всякую чепуху.
— Господин Плаггенмейер…
— Молчать! — перебил он Карпано. — Слушайте меня внимательно. Вы сделаете признание здесь и сейчас, перед всеми людьми. А если откажетесь или начнете выкручиваться, тут все взлетит на воздух, и смерть всех школьников и вашего коллеги будет на вашей совести. И не воображайте, что сумеете провести меня. Никакие уловки не подействуют…
Молчание.
— Спрашиваю в последний раз: вы сбили на шоссе Коринну Фогес?
Ответа нет.
Плаггенмейер начал считать:
— Раз…
Ничего.
— Два…
Все еще ничего.
— И тр…
— Стоп! — крикнул доктор Карпано. — Да.
— Это сделали вы?
— Да.
Я опустил бинокль и уставился на Карпано, стоявшего у бруствера вполоборота к открытому окну класса. Не знаю, действительно ли все стоявшие в непосредственной близости от него инстинктивно отступили назад; во всяком случае, этот человек неожиданно оказался как бы изолированным, отторгнутым толпой, именуемой сообществом.
Признание Карпано смутило самого Плаггенмейера; прошло несколько секунд, пока он продолжил допрос:
— Вы не лжете? И не станете опровергать свои показания на суде?
— Нет. Пусть господин Кемена занесет мои слова в протокол, я подпишу.
В голосе Карпано слышался отзвук металла. Может, дело в усилителе мегафона, может быть, именно поэтому слова Карпано прозвучали так, будто он выучил их на память. Неужели он не понимает, что сам сунул голову в петлю? Почему он не стал все начисто отрицать? Поверил, что Плаггенмейер действительно приведет свою угрозу в исполнение? (Честно признаюсь, я в этом сильно сомневаюсь. Но не я стоял перед выбором…)
К Карпано подошел Бут, взял у него мегафон из рук и проговорил:
— Здесь стоят сотни свидетелей, слышавших признание, господин Плаггенмейер. Я беру на себя ответственность за то, что на суде все будет зафиксировано как полагается.
Он передал мегафон Карпано, странно посмотрев на него при этом.
— Почему он не остановился? — услышал я голос Плаггенмейера. — Он врач. Оказать помощь — его обязанность!
Карпано промолчал.
— Я хочу знать, почему вы не остановились, Карпано?
— Потому, что я… — пробормотал Карпано, опустив голову.
— Не понимаю. Говорите громче, чтобы все слышали!
Карпано приблизил мегафон к губам.
— Меня словно замкнуло. Нажал на педаль газа, вот и все. Последствий я себе тогда не представлял.
Конечно, подумал я. Нервы не выдержали. Случается. Был, например, за рулем под градусом и опасался, что окажется замешанным в историю, которая повлияет на его карьеру. Но в любом случае все сложилось для него хуже некуда. Ни одна собака знать его не захочет.
Или он все-таки клевещет на себя? Чтобы потом, на суде, взять свои слова обратно, ибо он признал себя виновным с единственной целью — образумить Плаггенмейера. Если преступление действительно совершено им, почему на его машине не найдено никаких следов?
О чем-то подобном подумал, очевидно, и Плаггенмейер, потому что он крикнул:
— Вы лжете! Будь оно так, крыло вашей машины было бы смято. Как вы это объясните?
— Оно и было смято! — прокричал в ответ Карпано.
— Однако полиция ничего такого не обнаружила…
В это мгновенье раздался выстрел.
Один-единственный выстрел, сделанный откуда-то со стороны водонапорной башни.
Карпано ранило в правое плечо.
— Внимание! — крикнул Кемена. — Ахтунг!
— Все в укрытие! — зарычал Бут и потянул Карпано за мешки с песком.
— Это не мои люди! — громко объяснял всем офицер из ГСГ.
Охваченная страхом толпа растекалась по дальним углам Старого кладбища и даже двинулась в сторону Кнохенхауэргассе. А те, кто сохранил присутствие духа и трезвость рассудка, укрылись за надгробиями, каменной стенкой школьного двора или опять-таки за мешками с песком.
Чуть погодя раздалось еще несколько выстрелов. Неизвестный стрелок, как оказалось, выбрал своей мишенью исключительно доктора Карпано— и на сей раз с большим успехом.
Карпано, укрывшийся за мешками, которые оказались укрытием неудовлетворительным, рухнул на землю.
— Окно наверху в водонапорной башне! — крикнул офицер из спецгруппы ГСГ-9.— Обезвредить его. Не то он перебьет тут людей.
Его снайперы переключились на новую цель — на башню из красного кирпича. Прозвучало всего несколько выстрелов: одинокий стрелок не ответил, он, видимо, спрятался в глубине комнаты, а внизу полицейские уже взламывали дверь башни.
Я снова направил бинокль на Плаггенмейера… Его лицо напоминало сейчас лицо опьяненного победой боксера, пославшего своего противника в глубокий нокаут.
Убийца его невесты мертв.
Свершилось.
И вдруг с ним произошло то, что я мысленно назвал «синдромом Куфальта»: он затосковал по размеренной жизни и полной безопасности в тюремной камере. На последней странице своего романа «Кто однажды отведал тюремной похлебки» Ганс Фаллада пишет: «Куфальт натянул одеяло на самые плечи. В камере приятная тишина, спаться тут будет прекрасно… И никаких забот… Здесь он совершенно спокоен… Вилли Куфальт мирно засыпает с мягкой улыбкой на губах…»
Я отчетливо видел в бинокль, как расслабилось лицо Плаггенмейера.
Он мысленно обрел уже убежище, единственно возможное для него сейчас. Теперь можно сдаваться. Он разоблачил и покарал убийцу Коринны. Цель достигнута. Представление окончено.
Совершенно неожиданно, без всякой причины выражение умиротворенности исчезло с лица Плаггенмейера, оно исказилось, стало чуть ли не безумным.
Ошеломленный, наблюдал я за этой переменой в нем. Что стряслось? Не находя ответа, я опустил бинокль, огляделся. И сразу понял, в чем причина.
Я увидел, что Карпано, которого все сочли убитым, поднялся на ноги, автоматически потирая кровоточащий висок. Вряд ли рана тяжелая, скорее всего просто царапина.
А то, что последовало вслед за этим, было хуже всего, случившегося утром. Когда Плаггенмейер вошел в класс с пистолетом в руке и бомбой в сумке, он был готов к переговорам и соглашениям. У него была цель, и он добивался ее своими средствами.
Но сейчас Плаггенмейер счел себя обманутым, об-краденным, у него отняли победу — и им овладела истерика, ему захотелось не просто мести, а мести кровавой. Я понял это, хотя он не произнес еще ни слова.